Понсон дю Террайль - Испанка
— О, в таком случае эта рука, вооруженная кинжалом, сумеет вонзиться в грудь изменника по самую рукоятку! Клянусь в этом верою моих предков, именем того божества, о котором нам запрещено говорить непосвященным, клянусь, что я убью дона Хозе в тот день, как встречу его с моей соперницей!
— Хорошо, я верю твоей клятве. Но прими мой совет: кто хочет мстить, должен молчать — сохранять на устах улыбку…
— А в сердце злобу. О, будьте покойны: я буду улыбаться ему и услаждать его своими ласками.
— Теперь еще один совет: не доверяйся своей кормилице и негру, как смертельным врагам.
Незнакомец повернулся к камину и указал на китайскую вазу.
— Каждый вечер перед приходом дона Хозе приподнимайте эту вазу, и вы найдете под ней записку с моими инструкциями. Через три дня я приду опять сюда. Я ухожу, но вы не должны знать, каким образом, а поэтому я завяжу вам глаза.
— Завязывайте, — проговорила она с покорностью. Незнакомец вынул из кармана фуляровый платок, сложил его вчетверо и завязал глаза молодой цыганке.
— Считайте до полутораста, а затем можете снять повязку.
Гитана повиновалась, сосчитала и потом сдернула платок.
Незнакомец исчез.
— Это был сам дьявол! — проговорила суеверная цыганка и начала молиться.
На другой день Фатима в ожидании прихода дона Хозе вспомнила о китайской вазе. Она приподняла ее и нашла записку, на которой написаны были знаки, известные только испанским цыганам.
Кроме того, здесь находился маленький пакетик, запечатанный сургучом.
Фатима прочла следующее:
«Под страхом смерти проглоти порошок, находящийся в этом пакете!»
— Нет никакого сомнения, — прошептала она, — что я видела самого дьявола, который покровительствует мне. Предки наши ходили на шабаш и отдались ему… кто знает, не его ли я детище.
Суеверная цыганка высыпала порошок в рюмку воды, которую выпила залпом.
В это время в гостиной послышались шаги.
Она бросила записку в огонь и отворила дверь будуара.
— Здравствуй, моя милая, — проговорил дон Хозе, целуя молодую цыганку.
Он снял плащ и поставил на камин бутылку в плетенке.
— Что это? — спросила Фатима.
— Это мараскин, который я сегодня получил из Испании.
Он позвонил и велел вошедшему негру подать рюмок.
Прежде чем идти дальше, вернемся немного назад.
Накануне дон Хозе вышел от Фатимы в весьма мрачном настроении.
Эта женщина, которую он уже разлюбил, отдав сердце другой, эта женщина владела его тайной и может поступить с ним как с убийцей, если он бросит ее. Она сейчас угрожала убить его, если узнает об измене.
Дон Хозе употреблял тщательные предосторожности, отправляясь к цыганке: он переодевался работником с длинною бородою, выходил по черной лестнице через двор и возвращался тем же путем через кухню, где его ожидал лакей.
Лакей этот, по имени Цампа, жил у дона Хозе уже четыре года.
Перед тем Цампа был приговорен в Мадриде к смерти за убийство старухи со служанкой. Благодаря необыкновенной силе и ловкости, ему удалось убежать с самого места казни и укрыться в обширном отеле де Салландрера, который находился на этой же площади.
Вооруженная сила окружила отель и обыскала все его закоулки. Но тщетно: преступник исчез как призрак.
Спустя два дня дон Хозе, проснувшись, увидел пред собою человека — это был Цампа.
Он просил у него защиты, говоря, что будет слугой, который пойдет за него в огонь — и в воду.
— Я сбрею бороду, — проговорил он, — выкрашу свои рыжие волосы в черную краску, и тогда никто меня не узнает.
Дон Хозе увидел в Цампе человека, который в случае нужды сделается его наемником-убийцею и по одному его знаку зажжет Мадрид со всех четырех концов.
— Хорошо, — сказал он, немного подумав, — я сделаю тебя своим лакеем.
С тех пор между господином и слугою установилась некоторого рода дружба. Цампа знал все тайны своего барина, кроме отравления дона Педро.
Дон Хозе возвратился домой бледный и расстроенный.
— Ваше сиятельство, — обратился к нему Цампа, — вы, должно быть, поссорились с вашей красавицей. Вы так расстроены.
— Нет, так, маленькая неприятность. Но удивительное дело, что Фатима перестала мне нравиться.
— Это потому, ваше сиятельство, что вы любите другую.
— Быть может, и потому.
— К тому же Фатима — женщина, не получившая никакого образования, дикого характера, которая в припадке ревности может дойти до того, что кинжалом коснется вашего сердца.
— Этого-то я и боюсь.
— В таком случае, надо от нее избавиться.
— Это не так легко, как тебе кажется.
— Убить ее, и дело с концом.
Дон Хозе пристально посмотрел на Цампу.
— Ты вовсе не глупый малый, — сказал он.
— У меня есть отличный яд, привезенный с Маркизских островов; он убаюкивает человека в двадцать четыре часа.
Дон Хозе немного подумал и затем вдруг проговорил:
— Завтра мы возобновим этот разговор, а теперь я пойду спать.
Теперь читатель может догадаться, что заключалось в бутылке с мараскином, которую дон Хозе принес молодой цыганке.
Она сама откупорила бутылку и налила две рюмки.
В голове ее мелькнуло подозрение.
— За твое здоровье, — сказал дон Хозе и залпом выпил свою рюмку.
Подозрение Фатимы рассеялось, и она тоже выпила.
Вечер прошел обыкновенно, в нежных уверениях в любви.
Пробило полночь, и дон Хозе, поцеловав цыганку, удалился.
— Бедная Фатима, — прошептал он уходя, — тебе рано еще умирать, но что же делать!
Фатима, войдя в будуар, увидела пред собою вчерашнего незнакомца.
— Вы пили это? — спросил он, указывая на бутылку с мараскином.
— Пила, — отвечала она.
Незнакомец, не говоря ни слова, взял кусок сахару, обмочил его в мараскин и дал его попугаю, сидящему в углу на жердочке.
— Что вы делаете? — спросила в недоумении Фатима.
Незнакомец безмолвно указал ей на попугая, который, как только проглотил сахар, захлопал крыльями, бился несколько секунд и упал к ногам своей хозяйки.
— Видите, что дон Хозе отравил вас. Одной рюмки этого ликера достаточно, чтобы превратить в холодный труп такую красавицу, как ты.
Вернемся назад.
Банко была шестнадцатилетняя девушка, блондинка с голубыми глазами, белыми как снег зубками, вздернутым носиком, розовыми губками и детскими ручкой и ножкой.
Родители ее когда-то исполняли величественную должность привратников у испанского генерала С. Но Банко родилась уже в Париже.
В пятнадцать лет она выпорхнула из бедного родительского дома.
Иностранный богач поднес ей ключи от великолепной квартиры в Кастильонской улице, куда она и переехала.
