Евдокия Ростопчина - Палаццо Форли
— Он был два раза… Но он больше ничего не знает о маркизе.
— А знаешь ли, Пиэррина, что ведь он очень мил и любезен, и собой довольно приятен…
Падрэ остановился и пристально посмотрел на девушку.
— Кто? — спросила она спокойно.
— Я говорю о французском путешественнике, об этом синьоре де Монроа: не правда ли, он не противен?
— Он очень хорош; у него не совсем правильное, но зато приятное, выразительное лицо; к тому же, в этом лице просвечивается ум — и что мне нравится еще более — простодушие и откровенность!
— Так он тебе нравится, моя Пиэррина?
— Да!.. то есть, как?.. что вы под этими словами разумеете, или подразумеваете, синьор падрэ?
— Я разумею, что синьор Ашиль, если ты его точно находишь таким, мог бы со временем понравиться тебе и более…
Маркезина улыбнулась.
— Добрый падрэ, опять за свое!.. Вы неисправимы!.. Но вас ничто не отвлечет от любимого и непременного предмета ваших разговоров! вы вечно станете разбирать — кто может, или не может мне прийти по мысли!.. Впрочем, сегодня я не хочу ни спорить с вами, ни огорчать вас. Положим, в самом деле приезжий иностранец мог бы казаться достойным всякого уважения, — что же далее?..
— Как, что же далее?.. далее, твоя участь могла бы устроиться: ведь де Монроа — хорошее имя и по всему видно, что синьор Ашиль принадлежит к лучшему и образованнейшему обществу своей родины.
— Смешны вы, право, падрэ! тотчас воздушные замки!.. Одно только вы забыли в своих премудрых соображениях: справиться с расположением и мнением самого синьора Ашиля!.. Кто же вам сказал, что ему когда-нибудь может прийти в голову обо мне подумать?..
— Разве я не видал, с каким искренним восторгом он на тебя смотрел и слушал тебя?.. Разве он не просил позволения продолжать знакомство? разве он не навестил тебя два раза с тех пор, как ты сама сейчас сказала? Два раза на одной неделе, это много значит со стороны молодого человека!
— Ровно ничего, когда этот молодой человек — путешественник, ни с кем не знакомый, не знающий, куда деваться между обедом и оперой; особенно когда он страстный охотник до наших музеев и коллекций, притом же уверен, что все редкости и богатства палаццо Форли открыты и доступны ему, даже в те часы, когда запираются все публичные галереи… а вам так и чудится, что это я его привлекаю!.. Знаете ли, падрэ, предубеждение в мою пользу у вас обратилось в болезнь, от которой вас надо вылечить, или в порок, от которого мне следует вас исправить! Впрочем, это ваш единственный порок, другого я за вами покуда не знаю!
И Пиэррина ласково и шутливо потрепала руку старика, принужденного рассмеяться.
— Синьора маркезина, вы очень умны и любезны, особенно когда вам угодно замять разговор, или заставить его обратиться к другому предмету… Но позвольте мне возвратиться к моему мнению или предположению… мы, старики, очень упрямы, почти столько же, сколько молодые девушки! Смею ли спросить: когда приходит синьор Ашиль, где вы его принимаете?
— То здесь, на этой террасе, то в библиотеке; в последний раз я его опять водила по залам и мы долго останавливались в малиновой гостиной и в архиве.
— А о чем идет у вас с ним речь, если мне дозволено узнать?
— Большею частью об искусствах, об их произведениях, о предмете его изучений в Италии. Он каждый день проводит долгие часы в Уфиции и в палаццо Питти [24], осматривает все частные галереи… Он передает мне свои замечания. Он умен, образован, много читал, много видел; я с удовольствием слушаю его суждения, дополняю ему все сведения и предания о нашей Флоренции, которые он собирает для своих записок. Чичероне иногда безбожно лгут и выдумывают то, чего не знают; а Путеводители ведь пишутся с их слов, — так путешественнику мудрено добиться истины, если не помогут ему туземцы. Я, по милости вашей, падрэ, живая легенда нашей прекрасной родины и служу синьору Ашилю справочною книгою.
— Гм, бирбона!.. (плутовка) чего она не выдумает? Мастерица с толку людей сбивать, даром что смотрит смиренницей… Нет, figlia mia [25] я стар, хотя аббат, но все-таки ты не уверишь меня, что такой молодец, как наш француз, мог просидеть с глаза на глаз с такой красавицей, как ты, и рассуждать о бороде юпитерового бюста, или о трех стилях Рафаэля!..
— С глазу на глаз?.. Никогда! Чекка всегда при нас, вяжет чулок или грызет каштаны… я никогда не дозволю себе оставаться наедине с мужчиной, никого не приму одна, кроме вас, падрэ!
— Не сердись, «ragazza» (девушка). Я пошутил! Я знаю тебя, милая дочь моя, и тебе не нужно уверять меня в скромности и в умении поддержать приличия. Я вижу, что надоел тебе, но прости моему отцовскому участию ко всему, что только до тебя касается… Я уверен, что Ашиль к тебе неравнодушен, и, признаюсь, очень бы рад был, если б мои предположения оказались справедливыми… Припомни хорошенько, не говорил ли он тебе чего такого?..
Девушка задумалась.
— Нет, — сказала она наконец, — он не говорил мне ничего; ничто не показывает, что он мне хоть сколько-нибудь желает добра [26], но странно… мне самой это обстоятельство только теперь приходит на ум… странно, но он всегда как будто старается допрашивать меня, будто хочет во мне изучить, проникнуть что-то для него занимательное… Он предлагает мне вопросы о многом, касающемся не столько участи и положения нашего с Лоренцо, сколько моего и братнина образа мыслей. Совершенно постороннему человеку, кажется, все это и не нужно бы было знать… Нет ли у него каких-нибудь дел с братом?
— Те, кто имеют дело с Лоренцо, могут только рассчитывать на его безумное легковерие и пользоваться его мотовством, чтобы поживиться на его счет! — сказал падрэ, грустно и важно качая головою.
— О, де Монроа не таков!.. Нет, честность и благородство слишком громко вторит во всех его речах, прямодушие слишком ясно видно в непринужденных его взорах. Никогда не погрешу против него обильным подозрением! Нет, он не может быть обманщиком или негодяем, он не враг Лоренцо! Иначе мое сердце почуяло бы его недоброжелательство и отвернулось бы от него. О, верно, что он не враг моему брату!
— Не соперник ли?.. — прибавил Джироламо глубокомысленно.
— Соперник в чем или перед кем? Я много расспрашивала синьора Ашиля о брате: он утверждает, что Лоренцо пока никем не занят и ни в кого не влюблен. Меж ними нет ни ревности, ни зависти; он так ласково и снисходительно говорит всегда о Лоренцо, даже о шалостях его. Нет, тут что-нибудь другое!
— Так не просто ли любопытство?.. В качестве путешественника, он хочет узнать поближе и покороче нашу нацию, может быть, чтоб описать нас потом?
