Жеральд Мессадье - Гнев Нефертити
Мальчик ждал ее, и вид у него был ошеломленный. Анхесенпаатон бегом преодолела несколько локтей, которые разделяли их. Она запыхалась, но была в восторге оттого, что впервые могла с кем-то пообщаться в настоящем мире, за стенами дворца. Царевна протянула мальчику хлебцы. Он их взял, глядя на нее испуганно, растерянно, взволнованно. Глаза у него были такими же круглыми, как и несколько минут назад.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ты здесь, на улице… А если тебя увидят? — пробормотал он, запинаясь от волнения.
Они стояли недалеко от главного входа во Дворец царевен и находились практически напротив входа в Царский дом. Оба входа охраняли вооруженные копьями воины.
— Идем! — выдохнул он.
И увлек ее за собой. Мальчик тоже хорошо знал окрестности. Они нырнули в узкий переулок, разделяющий административные здания. Дети побежали к берегу реки, где их могли увидеть разве что гребцы на неповоротливых лодках, да и то если бы у них вдруг проснулось любопытство.
Взволнованная таким приключением, Анхесенпаатон только сейчас рассмотрела мальчика и нашла его красивым.
— Как тебя зовут?
— Пасар.
— А меня Анхесенпаатон…
— Я знаю, — прервал он ее. — Если нас увидят вместе, мой отец изобьет меня до крови.
— Почему?
— Я не имею права говорить с тобой.
— Почему?
— Ты — дочь царя.
— Но он же умер!
Мальчик был обезоружен столь легкомысленным заявлением.
— Ты прочитала мое послание?
— Да. Но откуда ты все это знаешь?
— Я это слышал. И что ты сделала?
— Я показала твое послание своей старшей сестре. Она сказала, что это похоже на правду, но мы не можем ничего сделать.
— Почему?
— Мы не можем никому об этом рассказать. Кто нам поверит? И кто поверит тебе?
Он положил свою руку на руку Анхесенпаатон с такой осторожностью, как будто боялся обжечься от прикосновения к царской коже.
— Если что-то случится, если ты испугаешься, беги ко мне.
— Но куда?
— Я — сын смотрителя Зала для приемов. Я обещаю взять тебя в жены. Я смогу защитить тебя! — с жаром воскликнул он.
Анхесенпаатон недоверчиво улыбнулась. Какой пылкий мальчишка! Но ей понравилось его желание жениться на ней.
— Слушай, ты должна возвращаться во дворец. Все будут обеспокоены твоим отсутствием.
Это был мудрый совет.
— Давай встретимся здесь завтра, — предложила она, очаровательно улыбнувшись.
Пасар взял ее руку и поцеловал.
— Хорошо? — спросила она.
Мальчик утвердительно кивнул и убежал. Анхесенпаатон вернулась в сад и оттуда медленно пошла к дворцу. И получила выговор от кормилицы, которая везде ее разыскивала.
— Где ты была?
— В саду, — спокойно ответила царевна.
— Я была там и не нашла тебя.
— Прекрати повышать голос на мою сестру! — вмешалась Макетатон. — Она не твоя служанка. Не забывай, что и я, и Меритатон можем тебя выгнать!
Кормилица, пораженная внезапным проявлением властности, замолчала. Другие кормилицы бросали на нее выразительные взгляды, но она лишь молча сжалась в комок в темном углу зала.
В четвертом часу после полудня к Тхуту пожаловали гонцы из дворца. Это были двое молодых военных.
— Здесь находится брат покойного Великого Фараона? — спросили они у прислуги.
— Да, здесь. Он сейчас отдыхает.
— Необходимо прервать его отдых, чтобы вручить ему царское послание.
Хорошо понимая сложившуюся ситуацию, гонцы вели себя грубо. Распри властителей неизбежно влияли на их подданных. Слуга Тхуту был счастлив дать понять царским посланникам, что они рано празднуют победу.
— Сейчас мой господин посмотрит, можно ли прервать отдых регента, — высокомерно ответил он, как будто речь шла о прошении какого-то крестьянина. — Вы будете ждать ответа регента?
— Нет, — пробубнил один из военных, удивленный такой наглостью.
— Тогда я закрываю дверь.
После этого слуга побежал к Тхуту, который как раз шел будить своего гостя, чтобы вручить ему царское послание. Сменхкара, сидя на постели, прочел свиток.
— Это приглашение, — сказал он. — Нефертити желает видеть меня немедленно.
— Какая дерзость! — воскликнул Тхуту. — Господин, позволь мне выделить тебе для сопровождения двоих слуг.
Сменхкара принял предложение, поправил парик и надел сандалии.
— Если я не вернусь к заходу солнца, поставь в известность Хумоса и Нефертепа.
Через полчаса он уже входил во дворец. Новый распорядитель, которого он никогда раньше не видел, проводил его к советнику, которого он также не знал. Нефертити уже успела заменить придворных. Советник провел его в большой зал для аудиенций. Сменхкару подвели к трону. Здесь его ждала Нефертити.
Рядом с ней стояли ее отец Ай и Царский писарь Майя. Трон возвышался на помосте высотой в три локтя. Нефертити протянула свою золотую сандалию. Каждый подданный должен был поцеловать ее. Сменхкара сделал вид, что не заметил этого.
— Целуй! — яростно приказала она.
— Целуют только сандалию царя, Нефертити. Насколько мне известно, ты не являешься царицей, — спокойно возразил он.
— Я ею являюсь со вчерашнего дня, и ты это знаешь!
— Я ничего такого не знаю.
— Стража! — позвала она.
Два стражника отделились от стены, подошли к Сменхкаре и силой наклонили его голову к ноге Нефертити. Майя ужаснулся. Ай тут же начал торопливо нашептывать что-то на ухо своей дочери. Она убрала ногу и отпустила стражу.
— Что ты хочешь от меня? — высокомерно спросил Сменхкара, оставаясь спокойным.
— Где ты теперь живешь?
— Ты прекрасно это знаешь, поскольку посланцы доставили мне твой приказ. Ты же запретила мне появляться в моих покоях.
— В покоях царя!
— Мои покои находятся рядом, — уточнил Сменхкара.
— Как член Царского совета ты был обязан предупредить о том, что сменил жилище. А так мы были вынуждены собраться без тебя.
— Я очень рад, — ответил Сменхкара. — По крайней мере, я не участвовал в преступлении.
— Что ты сказал? — спросила Нефертити сквозь зубы.
— Только то, что ты слышала.
— Меня назначил регентшей Царский совет.
Ай и Майя, который переминался с ноги на ногу, все больше и больше чувствовали себя не в своей тарелке. Сменхкара подозревал, что это не Ай посадил свою дочь на трон, а она сама вынудила его сделать это.
— Решения этого совета недействительны и неосуществимы.
— Их одобрил Первый слуга Атона Панезий.
— У него не было выбора. Как глава Царского совета я не одобряю это решение, которое к тому же было принято вопреки традициям — через три дня после смерти фараона, хотя в этом не было срочной необходимости. Поэтому я остаюсь регентом, которого назначил Эхнатон. А твои происки противоречат царской воле и закону.
