Элль Ньюмарк - Книга нечестивых дел
— Снадобье, способное победить смерть? Неужели он до такой степени глуп?
— У него сифилис, и ему не хочется умирать. Человек верит в то, во что хочет поверить. Но если дож открыл счет убийствам, чтобы найти книгу, люди ударятся в панику и слухи станут еще более дикими. Дож сам не подарок, но вообрази, какая начнется резня, если его примеру последуют Ландуччи или Борджа.
— Да уж! — Синьора Ферреро вложила в это восклицание все свое пренебрежение. — Ландуччи — подлый тип. А Борджа, хотя и называет себя папой, покрыт позором. Ты в курсе, что у него больше двадцати незаконнорожденных детей? Неудивительно, что его окрестили папашей всего Рима.
Кот выгнул дугой спину и зашипел, но не на меня, а на другого кота, тоже вскочившего на перила, и они, как принято у их породы, со злобным презрением сверлили друг друга глазами. Затем оба попятились и вздыбили на загривке шерсть. «Господи, — подумал я, — не хватало мне только кошачьей драки». Синьора Ферреро между тем, преодолевая зевоту, продолжала:
— Ландуччи и Борджа слишком умны, чтобы поверить слухам. Дож — другое дело. Ему осталось жить так мало, что не хватит времени отыскать утром ночной горшок, не то что книгу.
Старший повар что-то пробормотал, но я не расслышал, и жена принялась его утешать:
— Успокойся, Амато. Даже если дож найдет эту книгу, что изменится? Магических формул не существует. Пусть уж кто-нибудь обнаружит ее и положит конец слухам.
— Все не так просто.
— Не терзай себя. Нет ни алхимии, ни бессмертия. Что же до любовного зелья…
Я затаил дыхание.
Голос синьоры Ферреро стал шаловливым.
— Иди сюда, любимый… — Роза прошептала что-то еще, простыни зашелестели, и она по-девичьи рассмеялась. Сердце громко застучало в моей груди, пульс эхом отозвался в висках, кончики пальцев закололо иголками. Я понимал, что пора уходить. Уж не отведали ли они любовного напитка?
— Наше любовное зелье не поможет дожу, — продолжала женщина. — Оно годится только для нас. Иди ко мне… — Снова шелест простыней, шепот и смех. — Ведь девочки заснули?
— Мысли не дают мне покоя.
— До такой степени? — проворковала синьора Ферреро.
— В таком случае тебе не помешает глоток… — Опять зашелестели простыни, скрипнул открываемый ящик шкафа звякнули бокалы, и в них полилась жидкость. Вслед за этим по балкону распространился странный аромат: с примесью то ли дыма, то ли орехов. Он напомнил мне жареные каштаны. Необычный, неведомый, обволакивающий запах. Женщина что-то соблазнительно мурлыкала, словно наслаждаясь вкусом. — Ну так как, любовь моя?
Коты тем временем застыли с выгнутыми спинами, уставившись друг на друга.
— Не сегодня, Роза, — ответил старший повар.
Повисла пауза, затем в кровати заворочались.
— Амато! — Ее голос звучал удивленно. — Ты меня отталкиваешь? — Звякнуло стекло, бокал поставили на прикроватную тумбочку.
— Извини, — пробормотал синьор Ферреро, — не могу выбросить мысли из головы. С этой книгой связано больше, чем тебе известно.
— Что именно? — Секунда бежала за секундой, но старший повар молчал. — Амато, ответь!
Я с нетерпением ждал, что он скажет, и прижался спиной к стене, чтобы держаться подальше от котов. Шерсть на их загривках поднялась, и от этого они казались вдвое больше, чем на самом деле. Один ворчал, другой шипел, затем оба прыгнули. Я не знал, чего боялся сильнее: пострадать в этой битве от острых когтей или быть обнаруженным синьором Ферреро. Кошачьи крики пронзили ночь — дикие вопли пробирали до костей, точно рядом избивали детей. Я услышал, как в спальне сказали:
— Боже, это еще что такое? — Старший повар бросился к двери и распахнул ее настежь.
Он стоял и вглядывался в темноту. Я чувствовал его присутствие в нескольких дюймах от себя и еще сильнее вжался спиной в стену. При этом я крепко зажмурился, как ребенок, считающий, что если он не видит, то и его не заметят. Волосы стали влажными от пота.
— Брысь! — крикнул синьор Ферреро. Из спальни вылетела тапочка и угодила одному из котов прямо в голову.
Раздался визг, и я разлепил веки. Коты отступили в тень и продолжали зло и настороженно мерить друг друга взглядом, остерегаясь нового нападения.
— Наверное, следует завести собаку, — пробормотал старший повар.
На балконе показалась его голая нога, и у меня похолодело в животе. Но в этот момент из спальни раздался голос синьоры Ферреро:
— Амато, возвращайся! Расскажи мне о книге.
Он несколько секунд колебался, затем нога исчезла.
— Похоже, они успокоились. — Синьор Ферреро вернулся к жене, и в спальне наступила тишина. Вода плескалась о борта его гондолы, коты угрожающе ворчали друг на друга. — Роза, ты будешь моим пробным камнем, — наконец заговорил он.
— Что за драматизм? Объяснись.
— Это странное убийство символично. Думаю, настало время рассказать тебе о книге. Но никогда не повторяй моих слов — ни одной живой душе. А если почувствуешь опасность, если однажды я не вернусь с работы, немедленно переезжай к сестре. Но не надолго. Как только представится возможность, отправляйся к отцу в Аосту. Он сумеет спрятать тебя в горах.
— Ты меня пугаешь, Амато. Не томи, скажи, что происходит?
Кровать скрипнула: старший повар придвинулся к жене. Я еще приблизился к двери, приложил руку к уху и напряг слух.
— Роза… — начал синьор Ферреро.
Один из котов, словно марионетка кукольника, взмыл вертикально вверх и бросился на другого. Ночь разорвал пронзительный визг. Коты находились от меня на расстоянии вытянутой руки, и я заметил, как когти полоснули по желтому глазу. Я вжался в угол между стеной и ограждением балкона и поднял руку, защищая лицо. Схватка сопровождалась дьявольскими воплями.
— Господи помилуй! — воскликнул старший повар и, снова вскочив с кровати, бросился к двери.
— Амато! — испугалась синьора Ферреро. — Не выходи! Тебя расцарапают!
Вторая тапочка пролетела в воздухе.
— Убирайтесь, отродья сатаны! — Старший повар плотно захлопнул за собой балконную дверь.
Один из котов с жалобными стонами и визгом рухнул бесформенной кучкой на пол и застыл. Судя по всему, он лишился жизни. Другой — с победным мяуканьем выгнул спину. Однако побежденный поднялся и, восстав из мертвых, спрыгнул с балкона и исчез в ночи. Победитель сел и принялся приводить в порядок лапы, шерсть на его загривке опустилась.
Я так сильно прижимался к перилам, что у меня заболели ребра, и теперь, когда дверь балкона была закрыта, не слышал, что говорил синьор Ферреро своей жене. Наступила давящая тишина, пока Роза приглушенно не воскликнула:
