Джон Рэтклиф - Роковой бриллиант дома Романовых
— Дмитрий! — кричит Непомнящий. — Дмитрий Тихорецкий! Что я наделал? Застрелил товарища, друга, прямо в лицо! Ради этой женщины…
Но видение продолжалось только несколько секунд. Лицо исчезло. Петр облегченно вздохнул и встряхнулся.
— Все равно, — сказал он, обращаясь к самому себе, — все равно. Надо жить. Новой жизнью. О, эта женщина!
Он вышел.
— Готово! — сказал он ожидающему офицеру.
Они спустились по лестнице. У подъезда рядом с лимузином князя стоял изумительный «ролл-ройс».
Офицер указал рукой.
— Сюда, пожалуйста.
С любопытством человека, чьей мечтой был автомобиль, князь заметил:
— Это самый красивый автомобиль, который я когда-либо видел в своей жизни.
— Он был личной собственностью царя, незадолго до войны выписавшего его из Англии. Теперь этим автомобилем пользуется Керенский.
Они едут по городу. На улицах ничего особенного незаметно. Только на Миллионной какая-то потасовка.
— Вы носите красный значок? — спрашивает князь.
Офицер покраснел, но не ответил.
VIII
В Большом Зеркальном зале стоял Верховский. Вокруг него адъютанты, генералы, полковники, штатские. Военный министр сразу заметил князя.
— Я велел позвать вас, генерал, нуждаясь в вашей службе. Правительство сегодня нуждается в помощи всех патриотов. Ленин черной неблагодарностью отплатил за снисходительность нашего правительства. На окраинах стреляют. На фабриках происходят дикие выступления. Заслуги приверженцев старого режима теперь во имя родины никогда не будут забыты нами. Можем ли мы рассчитывать на вас, генерал?
«Совсем как на сцене, — думает Петр. — Как в театре. Все театр на свете. Я теперь в роли молодого героя. Ах, нет, это я здесь, это я! Я вижу, дышу, живу действительной жизнью и жизнью прекрасной, жизнью великолепной!
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — говорит он, вытягиваясь во фронт.
Министр рассеянно улыбается: «Почему это князь вышел из своей роли? Будем надеяться, что он не пьян по обыкновению».
— Благодарю вас, генерал! Наше положение довольно опасное. Мы должны напрячь все силы, чтобы овладеть движением. Ленин созвал второй всероссийский съезд Советов. Большевики стекаются отовсюду. Мы не в состоянии арестовывать столько людей, сколько восстают против нас… Вот, прочтите-ка этот лоскуток.
С этими словами он подал князю большевистскую прокламацию. Петр прочел:
«Братья казаки) Эксплуататоры, паразиты, помещики и свои же собственные казачьи генералы снова натравливают тебя на нас! Товарищи казаки, не давайте словить себя в сети! Не будьте братоубийцами!»
— Отлично, — заметил Петр, возвращая прокламацию, — великолепно! Казаки, понятно, отпадают целыми толпами.
Министр неподвижно уставился на него. Глядя на самодовольное лицо князя, Верховский подумал, что он снова пьян.
— Я знаю это, — говорит Петр с мечтательным видом. В его глазах засветился глубокий блеск. На его лице написан гимн революции. — Я знаю эту песню: вся власть Советам! Раньше, чем забрезжит утро, правительство пойдет к черту!
— Это говорите вы, ваше сиятельство?
Петр Непомнящий сразу же возвратился в мир действительности. «Проклятие! Разве я сказал глупость?» Он растерянно посмотрел на министра.
— Итак, что я должен сделать? — наивным тоном спросил он.
Министр обдумывал. Но ему дорог каждый лишний человек. Он нуждался и в князе. «К большевикам, надо полагать, он не перейдет. Надо надеяться, что так много он выпить не успел».
— Генерал, поручаю вам защищать телефонную станцию. Телефонная станция — душа обороны Петрограда. Защищаться до последнего человека, генерал. Впрочем, сдача была бы для вас верной смертью.
Петр поднимает руку. Сдача? Телефонная станция? Теперь? Когда жизнь манит? Что сказала бы на это княгиня? Ольга? Белая сказка? Он будет защищать телефонную станцию до последнего патрона. Ведь был же он на фронте. Участвовал в последнем наступлении Керенского. Министр снова обратился к чинам своего штаба. Петр отправился на телефонную станцию.
Дорога не из легких. Закутанный в шубу, он съежился в сидении и выглядывал на улицу из-за высоко поднятого воротника. Автомобиль с трудом продвигался вперед. Спереди и сзади его сопровождал казачий эскорт. Казаки еще верны. Но кто знает — надолго ли?
Петроград был похож на муравейник. В то время, как на окраинах стреляли, в самом городе все еще было спокойно. Важнейшие стратегические пункты заняты войсками Керенского. Но вот своеобразные патрули прошли по городу. Они вооружены. Рабочие-красногвардейцы. Никто не мешает им. Они вплотную подходили к солдатам, стоящим в строю, ружье к ноге.
Красноармейцы заговаривают с ними, жестикулируют, объясняют, говорят и говорят. Солдаты жадно слушают новое Евангелие. Никакой дисциплины больше! Все свободные люди! Никого больше не будут мучить! Больше не будет богатых! Вся земля народу! А, как внимательно слушают молодые крестьянские парни в серых шинелях. Так, так этого хотят товарищи из Смольного.
— Офицер! — раздались вдруг голоса. — Задержите его! Долой офицеров!
Слышатся ругательства. Казаки врубились нагайками в скучившуюся толпу. Она рассыпалась. Автомобиль пронесся мимо. Петр видел солдат Керенского, которые смотрели на это зрелище. Он смеется в душе. Ведь он сам только зритель. Никто не знает, кому он служит. Будет дело, если ленинские молодцы примутся за работу всерьез. Обрывки речей долетают до ушей Непомнящего. На грузовике стоит человек и говорит и говорит, а тысячи слушают его. Автомобиль вынужден проезжать мимо шагом. Что сказал Родзянко, бывший председатель Думы? Он сказал, что пусть немцы займут город. Пусть они уничтожат флот, но они задушат Советы.
Раздаются крики ярости. Холодный воздух дрожит. Снова делается попытка нападения на автомобиль. Снова неистовствуют казаки. Они окружают автомобиль. — Хлеба, мира, свободы! — доносится вслед.
«Гм, — думает Петр, — хлеба, мира, свободы? Разве все это одно и то же?»
Наконец он добрался до телефонной станции. Она действительно душа города. Подобно бесчисленным нервам, отсюда разбегается проволока по могучему телу Петрограда.
Здесь, в этом огромном каменном массиве на Морской, улица похожа на полевой лагерь.
Пехота, казаки, юнкера, штатские.
Князь въезжает во двор. По рядам солдат проходит вздох облегчения.
Прибыл вождь. Теперь они исполнят свой долг, потому что там, напротив, стоят пулеметы. Дерзко, как будто в Петрограде уже нет больше другой власти, кроме них, большевики расставили пулеметы. Кругом господствует тишина, но там напротив стоят пулеметы и до зубов вооруженные большевики. Как-то странно… Смотрят друг другу в глаза, перекликаются через улицу, как будто бы все хорошо, и вдруг… раздастся треск и послышится так-так-так!..
