Майкл Форд - Огонь Ареса
Лисандр слушал, и у него колотилось сердце. Сарпедон продолжал:
— Младший мой сын Демократес тоже отличался храбростью. Он ушел из этого мира в расцвете сил. Лисандр, Кассандра приходится ему дочерью. Он погиб всего три года назад у западного моря, не дрогнув перед копьями элийцев.[16] Я горжусь своими сыновьями. Только жалко, что я не погиб раньше них. Наверно, мне… повезло. — Последнее слово эфор произнес так, будто оно было ему неприятно. — Демократеса доставили в Спарту живым, но в его раны попала инфекция. Прежде чем отойти в царство теней, он мне кое-что рассказал. Он долго хранил этот секрет. — Глаза Сарпедона потускнели. — Пока мой младший сын лежал, цепляясь за жизнь, он поведал мне, что у его брата Торакиса, который не успел жениться, должен был родиться ребенок от… рабыни. Этой женщиной была твоя мать.
Сарпедон умолк и взглянул на Атеназию. У той не хватило сил посмотреть ему в глаза.
— Мальчик, — сказал Сарпедон, — Торакис был твоим отцом.
Лисандр вскочил.
— Это неправда, — возразил он. — Моим отцом был мессенец. Раб. Он с мольбой взглянул на мать. — Скажи ему, скажи ему, что это неправда!
Однако Атеназия не подняла головы. Комнату окутала тишина, и Лисандр узнал то, что хотел узнать.
— Ты лгала мне все это время! — крикнул он. — Как ты могла?
Мать ничего не ответила, зарыдав. Лисандр никогда раньше не поднимал на нее голоса. Сын обнял мать.
— Прости меня, — прошептал он.
Лисандр прижал мать к себе, но голова у него шла кругом.
«Мой отец не илот, он был спартанским воином. Я наполовину спартанец. Но это означает…»
Он отпустил мать и обратился к Сарпедону:
— Значит, вы приходитесь мне…
— Верно, — прервал его эфор. — Лисандр, я прихожусь тебе дедом.
Лисандр напряженно думал.
«Что это значит? Кто я? Спартанец или илот? Что скажет Тимеон, когда узнает об этом?» Атеназия поднялась на ноги.
— Простите меня, я не очень гостеприимна, — сказала она. — Я приготовлю поесть. У нас осталось немного…
— В этом нет необходимости, — ответил эфор.
— Без еды нельзя обойтись, — ответила Атеназия. — У нас в горшке осталось немного супа… я сейчас подогрею его.
— Спасибо, — ответил Сарпедон. Он снова обратился к Лисандру. — После нашей встречи в переулке меня охватило странное ощущение. Лежа в кровати, я понял, что меня беспокоит. Видишь ли, я не сразу обнаружил сходство, но твой профиль показался очень знакомым. Точно я снова увидел своего сына Торакиса. А теперь я знаю правду, — он взял Лисандра за плечи и стал внимательно вглядываться в его лицо. — Вы так похожи: те же живые глаза, тот же волевой подбородок.
Атеназия повернулась к ним.
— Когда после битвы с тегейцами Демократес вернулся один, я поняла, что случилось, — заговорила она. — Торакис никогда не скрывал, что жизнь спартанца может оборваться очень рано. Он пытался объяснить мне, что не боится и не избегает смерти. И избрал путь, полный опасностей. — Лисандр видел, что мать с трудом сдерживает слезы. — Но когда все это случилось, — продолжила Атеназия, — мое сердце чуть не разорвалось от горя. Я больше не могла работать в доме, где жил твой отец, и сбежала сюда. Тогда я уже три месяца носила тебя под сердцем.
Сарпедон коснулся плеча Атеназии.
— Я рассердился, когда Торакис и Демократес отправились на войну, — сказал он. — У Торакиса не было детей, которые могли бы продолжить наш род, а у Демократеса родилась дочка. Но эти два молодых человека были храбрыми, им хотелось почувствовать вкус первой битвы. Конечно, в то время я не знал… — Сарпедон взглянул на мать и сына… — что у Торакиса скоро появится сын.
Мать Лисандра улыбнулась.
На улице смеркалось, когда Сарпедон доел свой суп и кусочком хлеба вытер остатки. Если эфор и не привык к такой еде, он ничего не сказал. Поставив миску, он подложил в огонь обгоревшее полено. Тусклый свет огня падал на его лицо.
Всю вторую половину дня они проговорили о подвигах Торакиса.
«Моего отца», — подумал Лисандр, хотя это слово все еще звучало для него непривычно.
Сарпедон повернулся к огню.
— В двенадцать лет Торакис голыми руками убил дикого кабана. Его мать, моя жена Иокаста, была страшно недовольна, что он подверг себя такой опасности. Он отделался лишь несколькими царапинами, хотя все могло обернуться гораздо хуже. Торакис любил представлять себя в роли Геракла, убивающего чудовищного вепря на горном кряже Эриманфа.[17]
Лисандр взглянул на мать. Обычно Атеназия в это время спала, но сейчас на ее лице сияла улыбка, какую он никогда раньше не видел.
— После того как он… Торакис погиб, Демократес остался ее единственной надеждой. Когда он тоже погиб, жизнь стала Иокасте не мила. Вскоре она угасла. Ни одна женщина не вынесет потерю двух сыновей… — Сарпедон умолк.
Лисандру показалось, что горе деда заполнило все их жилище. Тишина стала тягостной, и он обрадовался, когда мать нарушила ее.
— После того как Торакис погиб, я испугалась за тебя. Все хорошо знают, что спартанцы бросают полукровок на произвол судьбы также, как больных и калек. К моему удивлению, ко мне пришел Демократес с подарком — прекрасным камнем алого цвета в золотой оправе.
У Лисандра сердце упало при мысли о том, что он потерял амулет. Юноша заметил, что Сарпедон тоже поднял голову. Их глаза встретились и оба какое-то время молча смотрели друг на друга.
«Не выдавайте меня», — говорил взгляд Лисандра.
Он не знал, хватит ли матери сил выслушать известие о том, что амулет украли. Атеназия продолжала:
— Демократес сказал, что Торакис пожелал, чтобы амулет передали его сыну. Не знаю, как он узнал, что у него будет сын, но через шесть месяцев ты появился на свет. Маленькое дитя Торакиса.
Она вздрогнула и зевнула. «Наверно, совсем выбилась из сил», — подумал Лисандр.
Сарпедон тоже вздрогнул.
— Тебе нельзя оставаться в этой холодной лачуге, — сказал эфор, вставая. — Видно, что ты очень больна. Завтра утром до рассвета я позабочусь о том, чтобы тебя лечили, как следует. Но теперь мне пора идти. Спартанцу не менее опасно быть застигнутым на территории илотов, чем илоту во владениях спартанцев.
Лисандру никогда не приходила в голову такая мысль. Сарпедон предстал перед ним в новом свете: он был уже не прежним суровым грубоватым воином, а стариком, оказавшимся в опасном месте после наступления темноты.
Поцеловав Атеназии руку, эфор нагнулся, вышел через дверь и исчез.
Лисандр вспомнил о тайной сходке илотов прошлой ночью и забеспокоился. Напрягшись, он попытался расслышать голоса. Но все было тихо.
