Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
Элизабет провела ладонью по лицу и тяжело вздохнула.
— Нет, — сказала она.
— Ну, тогда следуй моим указаниям и не забывай об этом. Прежде чем лечь спать, ты можешь достать губку и помыть ее. Поняла?
Элизабет кивнула, хотя при одной только мысли об этом ей стало плохо. Наконец она вспомнила запах. Он ударил ей в нос, когда она впервые проснулась в борделе, потому что старые простыни пропитались им. Грязные простыни источали этот запах, перемешанный с другими, принадлежащими посторонним мужчинам.
Она быстро закрыла бутылочку. С отвращением повертела губку в руках, убрала ее в маленькую коробочку, выданную для ее вещей.
Эльза ласково похлопала ее по щеке.
— Выше нос, моя девочка. Все не так мрачно, как тебе кажется. А теперь улыбнись, и пусть Жанель немного накрасит тебе щеки. Ты не должна выглядеть как смерть, когда придут наши гости. Я подыщу тебе такого, который не будет слишком много от тебя требовать. Ты справишься!
Мадам была так изворотлива, что ей удавалось не сломить Элизабет. Она держала ее в поле зрения и не поручала клиентов с необычными предпочтениями. Она понимала, что если на Элизабет слишком давить, то душа ее закроется и останется только красивая женственная оболочка, готовая выполнять приказы, но не способная по-настоящему жить. Это было не то, что здесь искали мужчины. Безучастные в постели бабы, с мрачным видом пялящиеся в потолок, у них есть и в собственных спальнях. И когда они после напряженного рабочего дня приходят в бордель, то хотят выпить и поиграть, посмеяться и пошутить, немного пошалить, как дети, и — проявив во всей полноте свое желание — убедиться в том, что они также доставили девушкам наслаждение и заплаченные за это восемь пфеннигов стоили того.
Вскоре Элизабет стала относиться к мадам с уважением и без неприязни. Она изучила ее сильные и слабые стороны и научилась вести себя так, чтобы не вызывать гнев хозяйки, с легкостью дающей волю своим рукам — в ярости ей ничего не стоило схватить ремень или кнут. Другие виды наказаний заключались в том, что девушки лишались еды или должны были ночью спать на полу без одеяла. Однако Эльза была настолько практична, что не налагала такое наказание в морозные зимние ночи. Какая ей польза от простуженной шлюхи?
Рыцарь Филипп фон Танн, лишивший Элизабет невинности, снова и снова приходил к ней, когда бывал в городе. Иной раз, насытившись ею, он еще долго сидел с ней, попивая вино, и рассказывал о своих трудностях с многочисленными кредиторами, о ссорах в семье и о замке, в котором вырос.
— Только не думай, что я, как наивная девчонка, тоскую по старым стенам замка Майнунген, — сказал он однажды вечером.
Элизабет надела рубашку и села возле него с вином.
— Почему вы покинули замок? Разве вы не сможете туда вернуться, когда почувствуете, куда зовет вас сердце? — Девушка тяжело вздохнула: если бы она только знала, о чем тоскует ее сердце! Она бы ни секунды не сомневалась.
Филипп засмеялся и, обняв ее, поцеловал в шею. Элизабет не отпрянула.
— Ты такой невинный ягненок. Я не могу вернуться назад, потому что у нас предательски отняли замок и город.
Элизабет удивленно посмотрела на него.
— Что? И вы знаете, кто это сделал? В нашем государстве бесчестные рыцари объединяются с разбойниками с большой дороги, чтобы нападать на торговцев и дворян. Разве вы не можете попросить о помощи епископа?
Молодой человек икнул и поцеловал ее еще раз.
— Как в это заведение попала такая наивная душа? — воскликнул он. — Самый главный разбойник это наш епископ, а его подельники с большой дороги — рыцари фон Тюнген и фон Кастель, а также графья фон Генеберг и фон Вертгейм.
— Епископ выгнал вас из вашего замка?
— Да, но не из нашего родового поместья, — добавил дворянин. — Три замка над Даном все еще принадлежат семье. У нас также есть все права на замок Майнунген. Если бы епископ придерживался хотя бы одного из своих соглашений, жители Майнунгена не приняли бы решение прекратить ему подчиняться! Епископ фон Брунн обвинил нас в том, что мы незаконно отняли у него город. Мы, господа фон Танн, дворяне старейшего франконского рода! Мой предок еще при Фридрихе Барбароссе служил гофмейстером, и вот приходит епископ, родом из убогой эльзасской семьи, и заявляет, что мы отняли у него замок и город! При этом он заложил основную часть епископства и разбазарил деньги на охоту и банкеты. Он даже не выплатил проценты. И как он впредь может требовать повиновения?
С каждым предложением его голос становился все громче. От волнения краска ударила ему в лицо. Элизабет не знала, что сказать. Как она могла решить, кто прав? Может, причиной того, что Филипп так резко осуждал правителя Иоганна фон Брунна, была озлобленность? Девушка еще налила ему хорошего вина и села рядом.
— Как епископу это удалось, я имею в виду, как он отнял у вас замок?
— Ну как? — фыркнул Филипп, выпив. — Собрав войско, он отправил его к замку Майнунген в мое отсутствие, велев ночью взобраться по крепостной стене и открыть ворота. Воины епископа взяли под стражу моего кузена Буркхарда, его супругу и детей, а также мою сестру, как раз находившуюся в замке со своим супругом. Затем они продвинулись дальше по городу, вынудив совет открыть им ворота и выдать ключи.
Взяв его за руку, Элизабет обеспокоенно спросила:
— Ваши родственники на свободе?
Филипп кивнул.
— Да, с тех пор прошло несколько лет. Женщин он вскоре отпустил, а за мужчин вымогал приличную сумму. Замок Майнунген с городом до сих пор находится во владении епископа.
Он выпил кубок до дна и поднялся. Двумя руками он обнял Элизабет и прижал ее к себе.
— Мы долго не увидимся. Рано утром я отправляюсь в Гейсберг, — он недовольно скривился. — Старшие братья вызывают на семейный совет. Думаю, они опять подыскали мне невесту с богатым приданым, семья которой не имеет ничего против младшего сына.
Он нежно поцеловал Элизабет в губы, и она почувствовала нечто вроде сожаления.
— Сохрани эту невинность в своих глазах до нашей следующей встречи, — сказал ей Филипп на прощание.
Ночью Элизабет снова снился каменный коридор с погашенными факелами на стенах и полоска света под дверью. Она решила идти очень медленно, чтобы не издать ни малейшего звука, но и в этот раз ей не удалось продвинуться вперед. Это было сумасшествие! Чем больше она старалась, тем тяжелее ей было. В этот момент девушке хотелось все бросить. Она устала и совершенно выбилась из сил. Ей бы очутиться в теплой постели и уснуть.
Но нет, ей нужно к этой двери! Шаг за шагом она шла к цели. Сначала она слышала только свое дыхание, но затем ее ухо уловило приглушенные, шепчущие голоса. Элизабет, протянув руки, коснулась деревянной двери: старой и шероховатой. Пальцы скользнули по железному кольцу. Голоса манили ее. Невозможно было разобрать слова. Только шелест и монотонная напевная речь, будто щебетанье птички вдали. У девушки на лбу от страха выступил пот, но она прижалась ухом к двери. Однако двери больше не было. Что с ней произошло? Все растворилось в тумане. Она упала. Сон ускользнул от нее и рассеялся.
