Джайлс Кристиан - Кровавый глаз
Я кивнул. Теперь, когда я стоял, в животе у меня снова все бурлило. Мне оставалось надеяться, что желчь не поднимется в новых рвотных позывах.
— Но Один также бог войны и убийства, — продолжал Сигурд.
Я потрогал свой глаз, наполненный кровью, и посмотрел на воина. Похоже, он принимал меня не за того, кем я был на самом деле.
— Как тебя зовут, юный англичанин? — спросил ярл.
— Озрик, мой господин, — ответил я и заметил красные пятна на его буром, обветренном лице.
Кровь Гриффина!..
— В тебе есть война, Озрик, — продолжал скандинав, задумчиво почесывая бороду и поочередно сгибая колени в такт покачиваниям корабля. — По этой причине я оставляю тебя жить. — Свободная рука Сигурда упала на рукоятку меча. — В тебе есть война, — повторил он. — И смерть.
Ярл развернулся, запрыгнул на высокую корму и подал сигнал на второй корабль. Он приказал своим людям искать безопасное место для ночной стоянки, ибо в сгущающихся сумерках возрастала опасность наскочить на камни. Разведчики, торчавшие на вершине скалы, наверняка поняли, что мы направляемся на запад, однако им потребуется гораздо больше времени, чтобы преодолеть это расстояние по сильнопересеченной местности, чем нам — огибать один мыс за другим. Поэтому Сигурд мог рискнуть, пристать на ночь к берегу.
К тому же эти помощники магистрата годились лишь на то, чтобы собирать подати. Они не являлись полными глупцами и не собирались вступать в бой со скандинавами. По большей части это были крестьяне, ремесленники и торговцы, мужья и отцы. Мне довелось увидеть, как безжалостны скандинавы в бою. Воспоминание об этом постоянно мелькало у меня в сознании. Так рыбья чешуя болтается в морских волнах.
— Эй, Дядя, похоже, Ньорд снова благоволит нам! — воскликнул Сигурд.
Зубы ярла сверкнули хищными клыками в бледном желтом свете фонаря, сделанного из коровьего рога. Его зажгли, чтобы корабли не потеряли друг друга в темноте.
— Вот почему я готов плыть с тобой хоть в сам Асгард, Сигурд Счастливый! — крикнул от румпеля Улаф, и его губы растянулись в улыбке. Он нагнулся, поднял смотанный канат, один конец которого был пропущен через отверстие, просверленное в гладком камне, и завязан узлом, потом продолжил: — Я плавал со многими людьми, как с замечательными моряками, так и с полными глупцами, но ты, Сигурд, пользуешься расположением богов.
Скандинавы радовались тому, что ветер, еще совсем недавно наполнявший парус, теперь снова затих. Улаф без труда опускал лот в море, проверяя глубины в маленькой бухточке, дно которой было усеяно подводными скалами. Но гораздо важнее оказалось другое. Теперь можно было практически не опасаться того, что волны выбросят корабль на камни. Сигурд сам заметил эту бухточку. Пусть она вдавалась в берег совсем неглубоко, но этого было достаточно, чтобы защитить оба дракара от ненастья.
— Пусть англичане несут сюда свои копья и луки. Мы успеем уйти, прежде чем их стрелы упадут в ста шагах от нас, — радостно объявил своим людям ярл.
Он крикнул кормчему второго судна, что мы останавливаемся на ночлег, затем похлопал великана воина по спине и отпустил какую-то шутку про англичан.
— Ты все слышал, парень? — спросил меня Улаф, опустив железный якорь в спокойные воды и осторожно стравливая канат. — Мы сможем поднять эту штуку и выйти в открытое море за время, которого не хватит, чтобы справить малую нужду, — с улыбкой объяснил он.
На корабле Улаф был самым старым, за исключением годи и Эльхстана. Кормчий, несомненно, был влюблен в море.
— Так что можешь передать своему старику, чтобы он не терял времени на молитвы вашему Белому Христу. — Улаф насмешливо изобразил крестное знамение. — Теперь ты находишься на корабле Сигурда, который счастлив так же, как петух в курятнике.
— Он жестокий ублюдок, забравший старика из дома, — пробормотал я на норвежском наречии.
Эльхстан тут же заскрежетал зубами, указал на мой рот и сделал вид, будто хватает что-то невидимое. Я сразу понял смысл всего этого. Старик показал, что скорее вырвет мне язык, сделает таким же немым, как и он сам, чем будет слушать языческие слова, слетающие с моего языка. Для Эльхстана это было еще одним предательством. Осуждение, хорошо читаемое в его глазах, жгло мое сердце.
— Он всегда такой веселый? — спросил Улаф, кивнул на старика и ухмыльнулся, демонстрируя несколько гнилых зубов. — Видит Тор, я еще никогда не встречал счастливого христианина, если не считать одного парня, с которым однажды познакомился в Ирландии, — продолжал он, выгибая косматые брови. — Очень сильно сомневаюсь, что он продолжал смеяться, когда протрезвел. Голова у него должна была просто раскалываться. Этот парень пил как сапожник.
На следующий день Сигурд Счастливый поставил меня к веслу. Один воин-скандинав был убит в Эбботсенде, и мне пришлось занять его место. По-моему, ветер был достаточно крепкий и мог гнать корабль вперед. Вероятно, ярл хотел, чтобы его люди оставались сильными и голодными. Точно так же охотник не кормит собаку, которая должна резво бежать за добычей. Как бы там ни было, бесконечная работа в одном ритме с остальными очень выматывала. Вскоре руки и плечи у меня горели огнем, а сердце, казалось, готово было разорваться. Пот струился по моему лицу, и я мог вытирать его только плечом. Мне щипало глаза, а рубаха промокла насквозь. Прошло много времени, кричащая боль затихла до ноющего зуда, пот высох. Я даже нашел странное успокоение в однообразном ритме. Гребля полностью меня поглотила. В конце концов я начал не поспевать за другими гребцами, и Эльхстана также заставили взяться за весло. Вскоре даже его умелые руки покрылись мозолями.
— Человеку не нужен язык, чтобы грести, так, старик? — крикнул Эльхстану на ломаном английском какой-то скандинав, откидываясь назад вместе с веслом.
Эльхстан даже ничего не промычал. У него в легких не было лишнего воздуха. Мы продолжали грести, стараясь не выбиться из утомительного ритма.
В течение следующих нескольких дней дракары не отходили далеко от земли, на ночь приставали к берегу, днем медленно продвигались. «Змей» и «Лосиный фьорд» следовали вдоль береговой линии, словно хищники, выслеживающие добычу. Мне казалось, что скандинавы одним глазом высматривали легкую поживу; кроме того, я чувствовал, что они просто рады находиться в движении. Северные воины по-прежнему не решались высаживаться на берег, опасаясь, что англичане соберут большой отряд. Сигурд ждал, когда исчезнут разведчики, следящие за нами с высоких прибрежных скал. Ветер дул слабый, но ярл никуда и не торопился.
Мы плыли на запад и вскоре перестали видеть воинов с копьями на фоне неба и всадников на прибрежной гальке, но я по-прежнему пожирал взглядом землю в надежде увидеть помощников магистрата, мысленно представлял, как гордые язычники погибают под английскими мечами. Время от времени мне казалось, что я видел людей, всматривающихся в море, однако каждый раз оказывалось, что это лишь камни или деревья. Однажды я даже принял за человека овцу и усвоил, что ищущий взгляд готов слепить из надежды любой образ. Так старый Эльхстан вырезал из бесформенной древесины что-нибудь прекрасное.
