Александр Дюма - Королева Марго

— В самом деле?

— Честное слово! Не то что к его брату, герцогу Алансонскому. Признаюсь, его я…

— Речь идет не о герцоге Алансонском, сударь, а о его величестве…

— Я уже сказал вам, что я его покорнейший слуга, — ответил Коконнас с очаровательной развязностью, принимая небрежную позу.

— Если, как вы утверждаете, вы действительно слуга его величества, то не скажете ли суду, что вам известно о магической статуэтке?

— Ах, вот как! Мы, значит, возвращаемся к истории со статуэткой?

— Да, сударь, а вам это не по вкусу?

— Как раз наоборот! Предпочитаю статуэтку. Продолжайте!

— Почему эта статуэтка оказалась у господина де Ла Моля?

— У господина де Ла Моля? Вы хотите сказать: у Рене!

— Таким образом, вы признаете, что она существует?

— Разумеется, признаю, если мне ее покажут.

— Вот она. Это та самая, которая вам известна?

— Очень хорошо известна.

— Секретарь, запишите, — сказал председатель, — обвиняемый признался, что видел эту статуэтку у господина де Ла Моля.

— Нет, нет, — возразил Коконнас, — не путайте! Видел у Рене.

— Пусть будет — у Рене. Когда?

— В тот единственный раз, когда я и господин де Ла Моль были у Рене.

— Вы, значит, признаете, что вместе с господином де Ла Молем были у Рене?

— Вот так так! Да разве я это когда-нибудь скрывал?

— Секретарь, запишите: обвиняемый признался, что был у Рене в целях колдовства.

— Э, потише, потише, господин председатель! Умерьте ваш пыл, будьте любезны! Об этом я не сказал ни слова.

— Вы отрицаете, что были у Рене в целях колдовства?

— Отрицаю! Колдовство совершилось случайно и непреднамеренно.

— Но оно имело место?

— Я не могу отрицать, что происходило нечто похожее на чародейство.

— Секретарь запишите: обвиняемый признался, что у Рене совершилось чародейство с целью умертвить короля.

— Как с целью умертвить короля? Это гнусная ложь! Никогда никакого чародейства с целью умертвить короля не было!

— Вот видите, господа, — сказал Ла Моль.

— Молчать! — приказал председатель и, повернувшись к секретарю, продолжал:

— С целью умертвить короля. Записали?

— Да нет же, нет, — возразил Коконнас. — Да и статуэтка изображает вовсе не мужчину, а женщину.

— Что я вам говорил, господа? — вмешался Ла Моль.

— Господин де Ла Моль! Вы будете отвечать, когда мы будем вас допрашивать, — заметил председатель, — не перебивайте допрос других. Итак, вы утверждаете, что это женщина?

— Конечно, утверждаю.

— Почему же на ней корона и королевская мантия?

— Да очень просто, черт возьми, — отвечал Коконнас, — потому что она…

Ла Моль встал и приложил палец к губам. «Верно, — подумал Коконнас. — Но что бы такое рассказать, что пришлось бы по вкусу этим господам?».

— Вы продолжаете настаивать, что эта статуэтка изображает женщину?

— Разумеется, настаиваю.

— Но отказываетесь сообщить суду, кто эта женщина?

— Это моя соотечественница, — вмешался Ла Моль. — Я любил ее и хотел, чтобы и она меня полюбила.

— Допрашивают не вас, господин де Ла Моль! — крикнул председатель. — Молчите, или вам заткнут рот!

— Заткнут рот? — воскликнул Коконнас. — Как вы сказали, господин в черном? Заткнут рот моему другу?.. Дворянину? Полноте!

— Введите Рене, — распорядился генеральный прокурор Лагель.

— Да, да, введите Рене, — сказал Коконнас, — посмотрим, кто окажется прав: вы трое или мы двое…

Рене вошел, бледный, постаревший, почти неузнаваемый, согнувшийся под гнетом преступления, которое он собирался совершить, — преступления еще более тяжкого, чем те, которые он совершил доселе.

— Мэтр Рене! — обратился к нему председатель. — Узнаете ли вы здесь присутствующих двух обвиняемых?

— Да, сударь, — ответил Рене голосом, выдававшим сильное волнение.

— А где вы их видели?

— В разных местах, в том числе и у меня.

— Сколько раз они у вас были?

— Один раз.

По мере того как говорил Рене, лицо Коконнаса все больше прояснялось; лицо же Ла Моля, напротив, оставалось серьезным, как будто у него возникло какое-то предчувствие.

— А с какой целью они были у вас? — Рене, казалось, на мгновение заколебался.

— Чтобы заказать мне восковую фигурку, — ответил он.

— Простите, простите, мэтр Рене, — вмешался Коконнас, — вы допускаете небольшую ошибку.

— Молчать! — сказал председатель и, обращаясь к Рене, продолжал:

— Эта фигурка изображает мужчину или женщину?

— Мужчину, — ответил Рене.

Коконнас подскочил, словно от электрического разряда.

— Мужчину! — воскликнул он.

— Мужчину, — повторил Рене, но таким слабым голосом, что председатель едва его расслышал.

— А почему у статуэтки на плечах мантия, а на голове корона?

— Потому, что статуэтка изображает короля.

— Подлый лжец! — в бешенстве крикнул Коконнас.

— Молчи, молчи, Коконнас, — перебил его Ла Моль, — пусть этот человек говорит: каждый волен губить свою душу.

— Но не тело других, черт подери!

— А что означает стальная иголка в сердце статуэтки и буква «М» на крошечном флажке? — спросил председатель.

— Иголка заменяет шпагу или кинжал, буква «М» означает «смерть».

Коконнас хотел броситься на Рене и задушить его, но четверо конвойных удержали пьемонтца.

— Хорошо, — сказал прокурор Лагель, — трибуналу достаточно этих сведений. Отведите узников в камеры ожидания.

— Но нельзя же слушать такие обвинения и не протестовать! — воскликнул Коконнас.

— Протестуйте, сударь, вам никто не мешает. Конвойные, вы слышали?

Конвойные схватили обвиняемых и вывели — Ла Моля в одну дверь, Коконнаса — в другую.

Затем прокурор сделал знак человеку, которого Коконнас заметил в тени, и сказал:

— Не уходите, мэтр, сегодня ночью у вас будет работа.

— С кого начать, сударь? — почтительно снимая колпак, спросил этот человек.

— С того, — сказал председатель, показывая на Ла Моля, который еще виднелся, как тень, между двумя конвойными.

Затем председатель подошел к Рене, который с трепетом ожидал, что его опять отведут в Шатле, где он был заключен.

— Прекрасно, сударь, — сказал ему председатель, — будьте спокойны: королева и король будут извещены, что раскрытием истины в этом деле они обязаны вам.

Вместо того чтобы придать Рене силы, это обещание сразило его, и ответом председателю был лишь глубокий вздох.

Глава 8