Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен
В 143–142 гг. до н. э.[1708] в Антиохии стало известно, что у юного Антиоха какая-то внутренняя болезнь, которая требует операции. Дальше объявили, что операция прошла неудачно и царь скончался. Потом никто не сомневался в том, что Трифон подкупил хирургов и что мальчика убили[1709]. Его анализ ситуации в Сирии, во всяком случае, убедил Трифона, что теперь он может предпринять и более смелый шаг, чем просто убрать сына Александра Баласа; он считал, что пришло время полностью устранить дом Селевка. Селевкиды (по крайней мере, так Трифон оценивал ситуацию) потеряли поддержку среди народа – то есть македонского населения Сирии, – и теперь он сам может занять место, которое упустили выродившиеся наследники Селевка. Он предложил себя на место народного царя. Нужно было решение народа или армии[1710], чтобы сделать действенным его царское господство. Он добился его теми способами, которыми обычно действуют народные вожди, и собрание в Антиохии или Апамее, которое якобы состояло из македонского народа – воинов, – избрало Трифона царем. Это было начало нового порядка. В титуле новой монархии слово «автократор» заменили на «василевс»[1711]. Старая эра, которая датировалась с восшествия на престол дома Селевкидов, естественно, была отменена, и начали новую[1712]. Эмблемой царя Трифона стал национальный шлем македонцев.
Однако, чтобы придать новой династии респектабельности в глазах мира, было очень желательно, чтобы ее признал Рим. Трифон решил, что открыл остроумное средство получить благоприятное для него решение сената. Он послал в Рим в качестве подарка золотую статую Победы. Суеверные сенаторы должны воздержаться от зловещего шага – отвергнуть Победу! – даже если их и не убедит стоимость этой взятки (цена золота, пошедшего на эту статую, составляла 10 000 золотых монет). Однако сенат оказался умнее этого авантюриста. Он, конечно, принял подарок, но начертал на нем в качестве имени дарителя имя не Трифона, а убитого мальчика-царя Антиоха[1713].
В Келесирии непосредственным результатом действия Трифона оказалось то, что иудеи теперь сделали окончательный шаг к практической независимости. Они решительно порвали с Трифоном после захвата Ионафана; исчезновение сына Александра Баласа устранило последнюю связь, которая объединяла их с делом, которое он представлял. Симон послал послов, чтобы добиться примирения с Деметрием, и соперничающий двор, где были рады, что иудеи отделились от Трифона, был готов даровать им что угодно. Во имя царя Деметрия иудеям был дарован мир и всеобщая амнистия, и более того: были прощены все задолженности по налогам, и на будущее Селевкиды отказались от всех прав требовать налога или дани от иудейского государства. Новые укрепления в Иудее были теперь санкционированы государством. От власти селевкидских царей осталась лишь какая-то неопределенная тень[1714].
Еще одна провинция оторвалась от царства и стала независимым государством! Иудеи считали рескрипт царя началом своей свободы. «Снято иго язычников с Израиля» – то самое иго, которое было на их шеях с тех пор, как Иосия пал в битве при Мегиддо 466 годами ранее. Иерусалим начал новую эру, и документы стали датироваться «Первого года при Симоне, великом первосвященнике, вожде и правителе Иудеев»[1715]. В следующем году (171 эры Селевкидов = 142–141 до н. э.) гарнизон акрополя, переживший большие потери из-за голода, наконец сдался 23-го числа месяца Ияр (мая) 141 г. Победоносные националисты вошли туда «с славословиями, пальмовыми ветвями, с гуслями, кимвалами и цитрами, с псалмами и песнями». Еще до того, как цитадель пала, судьба Яффы постигла и Газару (Гезер), еще одно место, господствовавшее над подходами к Иудее с запада. Симон с триумфом вошел туда, распевая гимны Единому Богу. Дома были очищены от идолов, а языческое население – изгнано, чтобы предоставить место тем, кто соблюдал Закон. Иоанн, сын Симона, получивший пост командира войска, сделал Газару своей штаб-квартирой[1716].
В 140 г. Деметрий сделал неожиданный шаг. Тогда ему, видимо, уже исполнилось двадцать лет, и он почувствовал себя достаточно взрослым, чтобы утвердить свою личность, отделив себя от министров, из-за которых его царствование пользовалось такой плохой репутацией[1717]. И теперь, когда центральную часть Сирии удерживал его конкурент, Деметрий решил вернуть потерянные провинции на Востоке, отобрав их у парфян!
На Востоке, как узнал уже великий Антиох и как надеялся Антиох IV, были свежие источники силы и пополнения, когда на Западе их уже не хватало. Здесь господство дома Селевкидов было прочно укоренено в сердцах греческого и македонского населения. К этим людям выскочке Трифону обращаться было бесполезно. Однако, обладая такими ресурсами, селевкидский царь мог обратить в бегство и одолеть авантюриста, который захватил трон на Западе. Видимо, какие-то подобные рассуждения лежали в основе смелого хода Деметрия.
Деметрию и не надо было обращаться к восточным грекам: это они обратились к нему. Люди из дальних провинций постоянно прибывали ко двору на берегу Средиземноморья: у всех на устах был один и тот же призыв со стороны их соотечественников; все они рассказывали ту же самую историю о ненависти к варварам-завоевателям, о том, как им не терпится поднять знамена старой династии, о том, как они готовы сражаться за ее дело. Юноша, который лишь недавно стал сам себе хозяином, видел картины военной славы, завоевания, которое уже было ему обещано, и нескончаемых сокровищ[1718].
Поэтому в 140 г. Деметрий отправился на Восток. Во время его отсутствия войну в Сирии против Трифона продолжали его полководцы. Царица Клеопатра осталась в Селевкии под защитой Эсхриона[1719]. На более ранней стадии было бы опасно предоставлять эту женщину с сильной волей самой себе, и можно было задаться вопросом – не предпочтет ли она дело своего сына мужу, с которым соединилась в политическом браке без любви. Теперь Трифон был не только врагом ее мужа, но и убийцей ее сына.
Можно сомневаться, насколько далеко простирались завоевания парфян, когда Деметрий II отправился на Восток. Мы знаем, что Месопотамия принадлежала царю: ее удерживал для него мидиец Дионисий[1720]. Вавилония, как доказывает клинописная надпись, принадлежала ему же в 144 г. до н. э.[1721] Однако если верить буквальным формулировкам наших менее надежных источников, то в промежутке между этой датой и экспедицией Деметрия Вавилония была завоевана парфянами[1722].
Конечно, если Вавилония действительно была завоевана, то сначала следовало завоевать Мидию. Но прямых данных по Мидии у нас нет[1723].
На троне Аршакидов все еще находился способный князь Митридат I, против которого Антиох Эпифан отправился в поход четвертью века ранее. С тех пор Митридат распространил власть парфян на Восток за счет греческих династий Бактрии
