Александр Дюма - Графиня де Монсоро
Но кто же этот друг? – размышлял он. – Записка подписана: «Друг». Подумаем, кто из друзей герцога Анжуйского может быть так хорошо знаком со шкафами в моем кабинете или в кабинете моей сестры?
Мысль эта показалась герцогу очень удачной, он перечел записку, чтобы узнать, если это возможно, почерк, и тут его внезапно осенило.
– Бюсси! – вскричал он.
И в самом деле, Бюсси, кумир стольких дам, Бюсси, казавшийся героем королеве Наваррской, которая, как она сама признается в своих мемуарах, вскрикивала от ужаса всякий раз, когда узнавала, что он дерется на дуэли; Бюсси, умеющий держать язык за зубами, Бюсси, посвященный в тайны стенных шкафов, не был ли он, Бюсси, тем единственным другом, на которого герцог мог по-настоящему рассчитывать, не рука ли Бюсси бросила ему эту записку?
Замешательство принца еще более усилилось.
Однако все убеждало его в том, что автор записки – Бюсси. Герцогу не были известны все причины, заставлявшие Бюсси негодовать на него: он не знал о любви молодого человека к Диане де Меридор, хотя и имел на этот счет кое-какие подозрения. Сам влюбленный в Диану, герцог не мог не понимать, как трудно было Бюсси видеть эту молодую прекрасную женщину и не влюбиться в нее. Но его легкие подозрения заглушались другими, более вескими соображениями. Преданность Бюсси не могла позволить ему оставаться в бездействии в то время, как его господина лишили свободы. Риск, с которым было связано устройство побега, не мог не соблазнить его. Он захотел отомстить герцогу на свой манер – вернуть ему свободу. И сомневаться нечего – это Бюсси написал записку, это Бюсси ждет внизу.
Чтобы окончательно установить истину, принц подошел к окну. В поднимавшемся от реки тумане он разглядел три продолговатых силуэта – это, должно быть, лошади – и еще что-то темное, похожее на два столба, врытых в прибрежный песок, – это, должно быть, двое людей.
Двое, все правильно: Бюсси и его верный Одуэн.
– Соблазн велик, – прошептал герцог, – и западня, если тут есть западня, сооружена так мастерски, что мне и попасть в нее не стыдно.
Франсуа поглядел через замочную скважину в переднюю и увидел четырех своих стражей. Двое спали, двое других, получив в наследство от Шико его шахматную доску, играли в шахматы.
Он погасил свет.
Затем открыл окно и перегнулся через перила балкона.
Пропасть, которую он пытался измерить взглядом, из-за темноты казалась еще более пугающей.
Он попятился назад.
Но свежий воздух и пространство обладают неодолимой притягательностью для узника, и когда Франсуа возвратился в комнату, ему почудилось, будто он задыхается.
Это чувство было таким сильным, что в сознании герцога промелькнуло нечто вроде отвращения к жизни и безразличия к смерти.
Удивленный принц вообразил, что к нему вернулось мужество.
Тогда, воспользовавшись этим моментом душевного подъема, он схватил шелковую лестницу, прикрепил ее к перилам балкона железными крючьями, которые имелись на одном ее конце, затем подошел к двери и как можно надежнее загородил ее мебелью. Убежденный, что на разрушение воздвигнутой им преграды уйдет десять минут, то есть больше, чем ему потребуется, чтобы достигнуть последней ступеньки лестницы, принц возвратился к окну.
Он поискал взглядом лошадей и людей на берегу, но там никого уже не было видно.
– Так даже лучше, – прошептал он, – лучше бежать одному, чем с другом, которого хорошо знаешь, и уж тем более – с другом, которого совсем не знаешь.
К этому времени тьма стала непроницаемой и в небе раздались первые глухие раскаты грозы, приближение которой чувствовалось весь последний час. Огромная туча с серебристой каймой, похожая на лежащего слона, простерлась над рекою, от одного берега до другого. Тело слона опиралось о дворец, а хобот бесконечной дугой охватывал Нельскую башню и терялся где-то на южной окраине города.
На короткий миг огромную тучу расколола молния, и принцу показалось, что он заметил внизу, во рву, тех, кого безуспешно искал на берегу.
Заржала лошадь, сомнения больше не было: его ждут.
Герцог потряс лестницу, проверяя, хорошо ли она укреплена, потом перенес ногу через перила и поставил ее на первую перекладину.
Невозможно описать ту смертельную тоску, от которой сжалось в эту минуту сердце узника. Эта зыбкая шелковая лестница была его единственной опорой, единственным спасением от страшных угроз брата.
Но лишь только принц поставил ногу на первую перекладину, он тут же почувствовал, что лестница, вместо того чтобы начать раскачиваться, как он ожидал, напротив, натянулась. Она не стала вращаться, как это было бы естественно в подобном случае, и вторая перекладина сразу же оказалась под другой его ногой.
Кто же – друг или враг – удерживал внизу лестницу? Что ждало его там: руки, раскрытые для объятия, или руки, сжимающие оружие?
Неодолимый ужас овладел принцем. Его левая рука все еще держалась за перила балкона, и он сделал движение, чтобы подняться обратно.
Невидимый человек, ждавший принца у подножия стены, словно угадал, что происходит в его душе, ибо в ту же минуту Франсуа почувствовал, как лестница под его ногами несколько раз легонько вздрогнула, будто подбадривая его.
«Лестницу внизу держат, – сказал он себе, – значит, не хотят, чтобы я упал. Смелей!»
И он продолжал спускаться. Веревки были словно палки, так туго их натянули.
Франсуа заметил, что лестницу стараются держать на удалении от стены, чтобы ему легче было ступать на перекладины.
Обнаружив это, он стрелой ринулся вниз, скорее скользя на руках, чем ступая на перекладины, и принося в жертву стремительному спуску подбитые мехом полы своего плаща.
Внезапно, когда принц должен был вот-вот стать на землю, которая – он это инстинктивно чувствовал – была уже близко, его подхватили сильные руки, и чей-то голос прошептал ему на ухо два слова:
– Вы спасены.
Затем его донесли до противоположного ската рва и стали подталкивать вверх по дорожке, проложенной среди осыпавшейся земли и камней. Наконец он добрался до гребня. На гребне их ждал второй человек, который схватил принца за ворот и вытащил его наверх, а затем, оказав ту же услугу его спутнику, согнулся в три погибели, словно старик, и побежал к реке.
Кони стояли там же, где Франсуа увидел их с самого начала.
Принц понял, что путь назад ему заказан – он полностью во власти своих спасителей.
Он бросился к одному из трех коней и прыгнул в седло, оба его спутника последовали его примеру.
Тот же голос, который раньше шептал ему на ухо, сказал так же лаконично и таинственно: