Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца
— Нет! Не надо! Пощадите! Я клянусь! Клянусь души спасеньем!
Рауль швырнул Мормаля на мешки. Мормаль плакал от злости, страха и ненависти. Не мешке Бог весть с чем расползалось темное пятно. Штаны Мормаля из светло-зеленых стали значительно темнее. 'Вот слабак' , — презрительно подумал Рауль, но сделал вид, что не заметил, какая неприятность произошла с поверженным стукачом.
— Пошли, Гримо, — сказал он старику, — Дело сделано.
— Ловко вы его, господин Рауль. Но будьте осторожны. Теперь этот человек стал вашим врагом. Он подстроит вам какую-нибудь ловушку.
— Этот рохля? — усмехнулся Рауль, — То, что случилось с Мормалем на мешках… я не позволял себе с тех пор, как перестал сосать мою толстушку-кормилицу, известную тебе Катрин.
Гримо улыбнулся, а потом вздохнул.
— А все-таки… — заикнулся Гримо.
— Успокойся, — остановил его Рауль, — Отдыхай. Все под контролем.
Гримо опять вздохнул.
— Жаль, — сказал Гримо, — Если в мешках, которые осквернил Мормаль, была мука.
Гримо всегда был практичным человеком.
2. ПОД ПАРУСАМИ 'КОРОНЫ'
— Ты что так тяжело дышишь? — спросил Оливье, — За кем ты гонялся? Или удирал от кого?
— Выпить есть? — спросил Рауль.
— Обижаешь, вожак! Чтобы у Пиратов не было выпить? Чего изволите?
— Все равно.
Он взял бутылку вина, заботливо предложенную Оливье и сделал глоток, достойный Портоса в его лучшие времена. Гугенот оторвался от своих тетрадей.
— Рауль. Что-то случилось? — спросил Гугенот тревожно.
— Все нормально.
— А чего ж тебя трясет, как в лихорадке?
— Это пройдет. Минута — другая, и я буду в норме.
— Стукач? — спросил Серж.
Рауль кивнул и сделал второй глоток.
— Ты с ним дрался? — спросил Оливье.
— Я с ним… поговорил по душам. Да что вы всполошились? Продолжайте заниматься своими делами. Делайте как Оливье — забалтывайте негодяя. И, ради Бога, не позволяйте себе ничего неуважительного или двусмысленного в адрес нашего августейшего христианнейшего монарха! Вы поняли?
— Ты предлагаешь изменить курс? Вместо шуточек, довольно невинных и безобидных в адрес Людовика Четырнадцатого и его Двора петь дифирамбы?
– 'Властителю, чья слава выше меры' , — сказал Рауль.
— Ущипни меня, барон, мне кажется, я сплю… или брежу, — пробормотал Серж, — Ты это серьезно, Рауль?
— Вполне. У вас получится.
— Мы можем довести восхваление Его Величества до абсурда!
— Не надо до абсурда. А впрочем, если вспомнить Двор, то и абсурд сойдет.
— А ты?
— Что — я?
— А у тебя получится?
— Почему бы и нет? Что вы на меня так смотрите? Так надо. Всей команде. И мои личные чувства не имеют значения.
— Молодец, — сказал Серж.
— То-то же, — вздохнул Рауль, — Давайте продумаем нашу линию поведения, чтобы нигде не засыпаться. Кое-что меня беспокоит.
— А именно?
— Например, шаржи Люка на Двор короля. Люк их делает играючи, легко, иллюстрируя наши байки и анекдоты. Но это надо прекратить и шаржи, как ни жаль — уничтожить. Ради Люка. Ради того, чтобы наш Апеллес в будущем расписывал галереи какого-то там потрясающего дворца в Версале.
— Ты спятил, что ли? Дворец в Версале, в этом захолустье?
— Это сейчас захолустье. Как я понял, там в скором времени будет нечто грандиозное. Но сейчас это не важно. Гугенот, объясни Люку, чтобы без обиды. Ты с ним вроде часто по душам толкуешь.
— А все-таки жаль, — вздохнул Гугенот, — Шаржи у Люка гениальные! Особенно брат короля. И твой дядюшка, Серж!
— И Фуке!
— И Кольбер!
— И сам король!
— А видели, как Люк нарисовал Арамиса?
— В Париже у Люка шаржи были какие-то не такие. Он очень старался, рисуя наших ребят из Роты гасконца, но именно здесь у него появилось то, чего не хватало в его прежних работах. Какой-то задор, беспечный юмор, лихость.
— Он нарисует еще лучше. В будущем, — сказал Рауль.
— Я поговорю с Люком, — пообещал Гугенот, — Он поймет. Это все, что тебя беспокоит?
— К сожалению, не все. На корабле дети.
— Надеюсь, вы это не о нас? — спросил Шарль-Анри.
— Не о вас. О Вандоме и Ролане. Они ничего не знают о стукаче.
— У страха глаза велики, — сказал Оливье, — Паж и барабанщик не представляют интереса для агента короля.
— И все же их надо предостеречь. Ролан пишет в своих мемуарах все, что успевает узнать и запомнить.
— Запретить ему писать мемуары? — спросил Жюль, — Тогда уж запретите ему дышать!
— При Мормале пусть не читает, только и всего. А, если возникнет ситуация, что этот мерзавец подкрадется в момент, когда Ролан читает свое литературное произведение, пусть по ходу действия соображает, что можно и что нельзя читать. Ролан малый находчивый. Он сможет.
— Он сможет, — сказал старший брат, — И он всякое успел повидать еще во времена Фронды, совсем малышом. Да и при Дворе много что успел узнать. Так что новость о шпионе Ролана не травмирует.
— А поскольку наш юный автор знакомит меня со своим произведением, я ему объясню, что к чему, — сказал Серж.
— Остается Вандом, — вздохнул Рауль, — Что ж, Вандомом займусь я сам.
— Я вам от души сочувствую, — вздохнул Шарль-Анри.
— Я сам себе сочувствую, — пробормотал Рауль, — Но я не хочу, чтобы маленький Вандом столкнулся с этой мразью.
Его так и передернуло.
— Куда ты, неугомонный? — спросил Оливье, потягиваясь, — Что тебе все неймется?
— К Вандому, я же сказал. И старичка своего проведаю. Что-то я не очень за него спокоен.
— Это Гримо выследил стукача? От нас ему тысяча благодарностей!
* * *— Гримо! Я же тебя просил — отдыхай! А ты чем занимаешься?
— Я отдыхаю.
— Ты не отдыхаешь. Ты думаешь.
— Чем не отдых?
— Ты думаешь о гадостях. А это не отдых, а мученье.
— Но я не могу не думать. Что там опять у вас случилось?
— Ничего не случилось. Все идет как обычно.
— Нет. Случилось. Я же вижу.
— А я тебе говорю — все как обычно. Как всегда. И, как всегда, я опять поругался с маленьким Вандомом.
— И все?
— По-моему, достаточно.
— О Вандоме не беспокойтесь. Что бы вы ни сказали, как бы вы ни обидели маленького Вандома, он вас простит сто раз и тысячу раз. Меня больше тревожит ваш новый враг — Мормаль.
— Мы будем начеку и не дадим компромат на себя. В случае чего у любого из нас будет несколько свидетелей, готовых подтвердить показания наших и опровергнуть измышления Мормаля. А этот негодяй способен на любую подлость. Я понял это.
