Александр Дюма - Две Дианы
– Но должность великого магистра и руководителя военными делами, – не унимался Карл Лотарингский, – требует столь удачного сочетания выдающихся способностей и блестящей известности, что, помимо брата, я могу назвать лишь двух особ, достойных этого поста. Тут возможен господин де Бриссак…
– Бриссак! Он вечно ворчит, вечно недоволен! – заметил король.
– А затем – господин де Монморанси. Он не столь даровит, но все же известен.
– Э, – снова возразил Франциск, – коннетабль слишком стар и слишком пренебрегал мною, когда я был дофином. Но почему, господин кардинал, вы не вспоминаете о моих прочих родных, о принцах крови, в частности о принце Конде?
– Государь, я с горечью должен сообщить, что в списке главарей заговора на первом месте имя Конде!
– Не может быть! – поразился король.
– Государь, так оно и есть!
– Значит, настоящий заговор против государства?
– Государь, это почти мятеж! И ныне, когда вы освобождаете нас от столь тяжелой ответственности, мой долг – просить вас назначить нам преемников как можно скорей, ибо протестанты будут под стенами Блуа через несколько дней.
– Дядя, что вы говорите! – ужаснулась Мария.
– Сущую правду, государыня!
– Много ли их, мятежников? – спросил король.
– По слухам, около двух тысяч… Ну, а теперь мы оба, герцог де Гиз и я…
– Как, – перебил Франциск, – и в такой опасности вы оба хотите меня покинуть?
– Но если я не ошибаюсь, именно такова была воля вашего величества…
– Что же вы хотите? Мне было действительно досадно, что из-за вас… что у меня столько врагов!.. Но, милый дядя, довольно об этом, расскажите мне подробней о дерзком мятеже… Как вы намерены его предотвратить?
– Нет уж, увольте, государь, – все еще с обидой ответил кардинал, – после того, что мне довелось услышать от вашего величества, пусть лучше другие…
– Дорогой дядюшка, я вас прошу забыть о мимолетной вспышке, о которой я сам сожалею, – сказал Франциск II. – Или мне надобно извиниться? Просить прощения?
– О, государь, после того как вы вернули нам свое драгоценное доверие… – начал было кардинал.
Но король, не дав договорить, протянул ему руку:
– Полностью! И от всего сердца!
– Мы только теряем время, – веско произнес герцог де Гиз.
Это были первые слова, сказанные им с начала разговора.
Он выступил вперед, как бы считая все ранее происходившее своего рода скучным прологом, в котором он снисходительно предоставил кардиналу играть ведущую роль. Теперь же, когда с болтовней покончено, он брал инициативу в свои руки.
– Государь, – объявил он королю, – вот каковы обстоятельства: на днях две тысячи мятежников под начальством барона Ла Реноди и при поддержке принца Конде должны ринуться из Пуату, Беарна и прочих провинций к Блуа, дабы завладеть им и похитить ваше величество!
У пораженного Франциска вырвался гневный жест. Мария Стюарт охнула:
– Похитить короля!
– И вас вместе с ним, государыня, – продолжал герцог. – Но не извольте беспокоиться, мы не дремлем.
– Что же вы намерены предпринять? – спросил король.
– Мы получили сведения час назад, – ответил герцог. – Чтобы быть в полной безопасности, вы должны нынче же покинуть беззащитный Блуа и направиться в хорошо укрепленный Амбуаз.
– Куда? В Амбуаз? В эту мрачную крепость? – спросила королева.
– Ребенок! – гневно взглянул герцог на свою племянницу и добавил: – Так нужно, государыня.
Тогда возмутился король:
– Значит, нам бежать от мятежников?
– Государь, – возразил герцог, – нельзя бежать от врага, который даже еще и не объявил войну. Пока мы ничего толком не знаем о преступных замыслах бунтовщиков. Но так или иначе, мы не избегаем сражения, а только меняем его место. И я буду просто счастлив, если мятежники последуют за нами до Амбуаза.
– Но почему? – спросил король.
– Почему? – высокомерно улыбнулся герцог. – Потому, что таким образом мы можем раз и навсегда покончить с еретиками и ересью, потому, что настало время бить уже не на театральных подмостках, потому, что я отдал бы два пальца на руке… на левой руке за то, чтобы довести до конца эту решительную борьбу, которую безумцы затевают против нас.
– И эта борьба, – вздохнул король, – есть не что иное, как междоусобная война.
– Мы примем ее, государь, с тем, чтобы с нею кончить. Вот мой план в двух словах: ваше величество, помните, что мы имеем дело с бунтовщиками, и только. Уезжая из Блуа, мы должны себя вести так, будто ничего не знаем, ничего не ведаем. Когда же бунтовщики подойдут к нам, дабы предательски захватить нас, они попадут в ими же расставленные силки! Итак, никаких волнений, никакой тревоги… это относится в особенности к вам, государыня. Я сам распоряжусь обо всем, но, повторяю, никто не должен догадываться ни о том, что мы готовы, ни о том, что мы что-то знаем.
– На какое время назначен отъезд? – покорно спросил Франциск.
– На три часа дня, государь. Причем к отъезду все готово, я позаботился заранее.
– Как это – заранее?
– Да, государь, заранее. Я заранее знал, что вы, ваше величество, воспользуетесь советами чести и здравого смысла.
– В добрый час, – со слабой улыбкой кивнул король, – к трем часам мы будем готовы.
– Благодарю, государь, за доверие, я его оправдаю. Но извините меня, ваше величество, сейчас дорога каждая минута, и поэтому мы, мой брат и я, вынуждены откланяться.
И, поклонившись королю и королеве, он вышел из королевских покоев вместе с кардиналом.
Удрученные Франциск и Мария молча смотрели друг на друга.
– А как же наша мечта о поездке в Рим? – грустно улыбнулся король.
– Она ограничилась бегством в Амбуаз! – ответила Мария Стюарт и тяжело вздохнула.
XXII. Два приглашения
После рокового турнира Габриэль жил уединенно, уйдя в свои невеселые, тягучие мысли. Человек действия и вдохновенного порыва, жизнь которого насыщена была до той поры бурной деятельностью, оказался вдруг обреченным на бездействие и одиночество.
Он не показывался ни при дворе, ни у друзей и редко выходил из своего особняка; при нем не было никого, кроме его кормилицы Алоизы и пажа Андре, который к нему возвратился после неожиданного отъезда Дианы де Кастро в бенедиктинский монастырь.
Габриэль, в сущности совсем еще молодой человек, чувствовал себя опустошенным, исстрадавшимся стариком. Он помнил все, но ни на что больше не надеялся.
Сколько раз в течение этих долгих месяцев он жалел, что не погиб в бою, сколько раз он спрашивал себя, зачем герцог де Гиз и Мария Стюарт укротили ярость Екатерины Медичи, сохранив тем самым ненужную ему теперь жизнь! Да и в самом деле: что ему делать в этом мире? На что он годен?
