Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
Она кивнула:
– Я верю вам. Спасибо, капитан Шарп, это все, что я хотела узнать.
– Все?
Она повернулась к решетке и откинула ставню:
– Я хочу знать, не вернутся ли французы в Саламанку. И хочу знать, собирается ли Веллингтон этому помешать. Вы мне сказали, что собирается. Вы не хвастали, не пытались произвести на меня впечатление, а дали мне то, что мне было нужно: мнение профессионала. Спасибо.
Шарп поднялся, не уверенный, закончена ли аудиенция и не стоит ли удалиться.
– Зачем же вам это знать?
– Это имеет значение? – она все еще глядела на форты.
– Мне просто любопытно, – он остановился за ее спиной. – Так зачем?
Она обернулась:
– Вы забыли свой мушкет.
– Винтовку. Зачем?
Маркиза враждебно взглянула на него:
– Скольких людей вы убили?
– Не знаю.
– Правда?
– Правда. Я солдат уже девятнадцать лет.
– А вам бывает страшно?
Он улыбнулся:
– Конечно. Постоянно. И становится только хуже.
– Почему?
– Я не знаю. Иногда мне кажется, что чем старше ты становишься, тем больше причин жить.
Она рассмеялась:
– Любая женщина скажет вам, что это не так.
– Нет, не любая. Может быть, некоторые, да и некоторые мужчины, – он махнул рукой туда, откуда доносились звуки музыки. – Вот, к примеру, офицеры-кавалеристы не любят стареть.
– Вы как-то слишком умны для простого солдата, – передразнила она. Ее сигара повесила между ними облако дыма.
Она так и не ответила на его вопрос, а он так и не понял, зачем его привели на этот балкон, где тихо шелестел листьями ночной ветерок.
– Вы можете спросить о том же у тысячи людей в Саламанке – и получите те же ответы. Почему я?
– Я же сказала. А теперь почему бы вам не забрать свою винтовку и не уйти?
Он не ответил и не двинулся с места. Где-то в городе послышались крики: наверное, драка пьяных солдат. На другой улице завыла на луну собака.
– Что это за черные пятна? – поймал Шарп взгляд маркизы, остановившийся на его щеке.
Его начали раздражать реплики, не имеющие отношения к предыдущему разговору: казалось, она издевалась над ним, почти доводя до точки кипения и тут же остужая неуместными вопросами. Он потер щеку:
– Порох, мадам. Он взрывается на полке винтовки и оставляет пятна.
– Вы сегодня кого-то убили?
– Нет, сегодня нет.
Они стояли всего в двух футах друг от друга, и Шарп знал, что оба могут отойти – но продолжали стоять, с вызовом глядя друг на друга. Он понимал, что она искушает его нарушить все правила и обнять ее. Он мог просто уйти, как ушел от армии Веллингтона Мармон, но не мог заставить себя сделать это: чувственный рот, глаза, ключицы, изгиб шеи, тени под белым кружевом платья поймали его в капкан. Она нахмурилась:
– Каково это – убить человека?
– Иногда это приятно, иногда нет, а иногда безразлично.
– И когда же это неприятно?
Он покачал головой, вспоминая свой старый кошмар:
– Когда в этом нет необходимости. Был один такой французский офицер-артиллерист в Бадахосе.
Она ждала продолжения, склонив голову чуть вбок:
– И что с ним случилось?
– Бой закончился, мы победили. Думаю, он хотел сдаться.
– И вы убили его?
– Да.
– Как?
Он кивнул на палаш:
– Вот этой штукой, – на самом деле все было не так просто: в приступе ярости он рубил, топтал труп сапогами, почти выпотрошил его, пока не вмешался Харпер.
Она чуть отвернулась в сторону и коснулась фруктов на столе:
– Вам нравится убивать? Думаю, да.
Шарп чувствовал, что сердце в груди вот-вот взорвется: его стук гулко отдавался в ушах, как всегда при первых признаках волнения или страха. Он увидел ее профиль в неверном лунном свете, притяжение ее красоты была непреодолимым: никто не должен быть столь красив – и рука его, помимо воли, медленно пошла вверх, пока палец не уперся ей в подбородок, разворачивая лицом к нему.
Расширившиеся глаза выразили удивление: она отступила на шаг, оставив его руку висеть в воздухе. Обращенное к нему лицо выражало неприязнь:
– Так вам нравится убивать?
Он почувствовал себя глупцом: это она заставила его коснуться ее, чтобы потом отступить, она позвала его сюда только для того, чтобы одержать над ним маленькую победу. Он отвернулся, поднял винтовку, закинул ее на плечо и пошел прочь, не сказав ни слова. На нее он не смотрел – лишь почувствовал, проходя мимо, аромат табака ее сигары.
– Полковник Леру любит убивать, капитан.
Пару мгновений Шарп продолжал двигаться, но имя врага остановило его и заставило обернуться.
– Что вы знаете о Леру?
Она пожала плечами:
– Я живу в Саламанке, этот дом был полон французов. Вам поручили убить его, да?
В ее голосе снова сквозил вызов, она знала слишком много, и он снова почувствовал, что вовлечен в игру, где лишь она знает правила. Он подумал о Леру, фортах, оцеплении, о своей роте, расквартированной в городе: да, работа простая, он сам делает ее сложной.
– Спокойной ночи, мадам. Спасибо за ужин.
– Капитан?
Не останавливаясь, Шарп повернул за угол, миновал светящиеся смотровые отверстия и вдруг почувствовал свободу: он не изменил Терезе, которая любила его! Завидев тайную лестницу, он ускорил шаг.
– Капитан! – маркиза догнала его, шлепая босыми ногами по циновкам. Ее рука ухватила его локоть. – Капитан! Почему вы уходите?
Она играла с ним, упрекала за то, что он ее не поцеловал, отпрянула, когда он дотронулся до нее, – а теперь держала за руку, умоляла остаться, скользя глазами по его лицу. Как же достали эти игры!
– Катитесь к черту, мадам! – левой рукой он обнял ее, приподнял и поцеловал в губы, сминая их почти до боли, а когда ее глаза закрылись, уронил ее. – Ради Бога! Нравится ли мне убивать? Что я вам, чертов трофей на вонючую стену? Я собираюсь напиться, мадам, в какой-нибудь кишащей клопами лачуге на окраине этого проклятого Богом городишка в компании шлюхи – по крайней мере, она не задает вопросов! Спокойной ночи!
– Нет! – она снова вцепилась в него.
– Чего вам надо? Хотите сберечь мои деньги? – он говорил жестко, пытаясь причинить боль этой самой восхитительной женщине, какую только можно представить.
– Нет, – она покачала головой. – Я прошу вас, капитан, спасти меня от полковника Леру, – в голосе ее была горечь. Как будто стыдясь поцелуя, она повернулась и пошла прочь.
– Вы – что?
Она повернула за угол, не замедлив шага. Ей снова удалось его удивить, но теперь это была не игра. Он двинулся следом. Маркиза стояла у телескопа и глядела сквозь решетку. Шарп поставил винтовку к стене и подошел ближе.
– Так что?
– Я боюсь его, – она не повернула головы.
– Почему?
– Он меня убьет.
Повисла тишина. Шарпу показалось, что перед ним разверзлась пропасть, а он висит на краю, из последних сил цепляясь за острые, как бритва, камни. Одно неверное движение – и все будет потеряно. Они были наедине в темноте ночи, под самой крышей. На ее спине, между лопаток, лежала тень, и ему вдруг показалось, что в мире нет ничего более таинственного и пугающего, чем эта прекрасная женщина.
– Он вас убьет?
– Да.
Он поднял правую руку и осторожно дотронулся до ее лопатки, очень нежно, как будто туда упал завиток ее золотых волос, провел пальцем вниз, по ее горячей сухой коже. Она не двигалась.
– Зачем ему вас убивать?
Палец скользил по позвонкам, но она не реагировала, он опустил на ее спину всю руку и начал медленно поглаживать, поднимаясь к шее. Она не шевелилась.
– Перестань называть меня «мадам».
– Зачем ему тебя убивать, мадам?
Его пальцы поднялись до самого верха ее шеи, почувствовали завитки ее волос, выбившихся из-под серебряного гребня. Он медленно двинул руку направо, проводя пальцами по изгибу шеи. Она повернулась, и он, как будто боясь сломать что-то очень хрупкое, чуть отвел руку. Она замерла и, дождавшись, пока рука снова ляжет на ее кожу, подняла голову:
– Друзья звали тебя Дик?
Он усмехнулся:
– В детстве. Не очень долго, – ему было трудно не дать руке задрожать. Он ждал, когда она снова заговорит, зная, что этот неожиданный вопрос вызван напряженной работой мысли. Казалось, она забыла о его руке, но он знал, что это не так: сердце все так же гулко билось в груди. Ее ресницы взлетели:
– Я боюсь Леру.
Его ладонь легла на ее шею, пальцы спустились на спину, но она как будто не замечала этого.
– Почему?
Она обвела рукой балкон:
– Знаешь, что это?
Он пожал плечами:
– Балкон?
Она замолчала. Рука его чуть касалась ее шеи, он видел, как движутся тени, когда она дышит: пожалуй, сейчас он мог бы даже услышать, как бьется его собственное сердце. Она облизнула губы:
