Александр Дюма - Королева Марго

— Оно в самой болезни, — ответила Екатерина.

— В чем же заключается болезнь?

— Выслушайте меня, сын мой, — сказала Екатерина. — Вы когда-нибудь слышали о том, что бывают тайные враги, месть которых убивает жертву на расстоянии?

— Железом или ядом? — спросил Карл, ни на секунду не спуская глаз с бесстрастного лица матери.

— Нет, средствами, не менее надежными и не менее страшными.

— Объяснитесь!

— Верите ли вы, сын мой, в действие кабалистики и магии? — спросила флорентийка.

Карл сдержал недоверчивую, презрительную улыбку.

— Твердо верю, — ответил он.

— Так вот, это и есть источник ваших страданий, — поспешно произнесла Екатерина. — Некий враг вашего величества, не смея покуситься на вас прямо, замыслил погубить вас тайно. Против особы вашего величества он направил заговор, тем более страшный, что у него не было сообщников, и потому таинственные нити этого заговора до сих пор оставались неуловимыми.

— Честное слово, так оно и есть! — ответил Карл, возмущенный этой хитроумной ложью.

— А вы поищите получше, сын мой, — сказала Екатерина, — вспомните некоторые попытки к бегству, которое должно было обеспечить безнаказанность убийце.

— Убийце? — воскликнул Карл. — Вы говорите — убийце? Стало быть, меня пытались убить, матушка?

Екатерина лицемерно закатила сверкающие глаза под свои морщинистые веки.

— Да, сын мой. Вы, быть может, и сомневаетесь в этом, но я-то знаю наверно.

— Я никогда не сомневаюсь в том, что говорите мне вы, — язвительно произнес Король. — Каким же способом пытались меня убить? Мне это очень интересно!

— С помощью магии, сын мой.

— Объяснитесь, матушка, — сказал Карл, движимый отвращением к роли наблюдателя, которую ему приходилось играть.

— Если бы заговорщик, которого я вам назову… и которого в глубине души вы, ваше величество, уже назвали сами… если бы он, всецело полагаясь на свои батареи и, будучи уверен в успехе, успел скрыться, быть может, никто не узнал бы причину страданий вашего величества, но, к счастью, государь, вас оберегал ваш брат.

— Какой брат? — спросил Карл.

— Ваш брат Алансон.

— Ах да, верно! Я все забываю, что у меня есть брат, — с горьким смехом прошептал Карл. — Так вы говорите…

— Я говорю, что, к счастью, он раскрыл вашему величеству внешнюю сторону заговора. Но он, неопытное дитя, искал лишь следов обыкновенного заговора, только доказательств бегства молодого человека, я же искала доказательств дела, гораздо более серьезного, потому что я знаю, сколь велик ум этого преступника.

— Вот как! А ведь похоже на то, матушка, что вы говорите о короле Наваррском? — спросил Карл — ему хотелось посмотреть, до каких пределов дойдет флорентийское притворство.

Екатерина лицемерно опустила глаза.

— Если не ошибаюсь, я приказал арестовать его и отправить в Венсенн за бегство, о котором вы упомянули, — продолжал король, — а он, значит, оказался еще преступнее, чем я думал?

— Вы чувствуете, как треплет вас лихорадка? — спросила Екатерина.

— Да, конечно, — нахмурив брови, ответил Карл.

— Вы чувствуете страшный жар, который сжигает вам внутренности и сердце?

— Да, — все более мрачнея, ответил Карл.

— А острые боли а голове, которые, как стрелы, ударяют вам в глаза и через них проникают в мозг?

— Да, да! О, я прекрасно это чувствую! О-о! Вы отлично описываете мою болезнь!

— А ведь все это очень просто, — сказала флорентийка. — Смотрите…

И тут она вытащила из-под накидки какой-то предмет и подала его королю.

Это была фигурка из желтоватого воска дюймов в шесть высотой. На фигурке было платье с золотыми звездочками, а поверх платья королевская мантия, тоже сделанная из воска.

— Но при чем тут статуэтка? — спросил Карл.

— Посмотрите, что у нее на голове! — сказала Екатерина.

— Корона, — ответил Карл.

— А в сердце?

— Иголка.

— Разве вы не узнаете себя, государь?

— Себя?

— Да, себя, в короне и мантии.

— А кто сделал эту фигурку? — спросил Карл, утомленный этой комедией. — Разумеется, король Наваррский?

— Ничего подобного, государь.

— Ничего подобного?.. Тогда я вас не понимаю.

— Я говорю «нет», — возразила Екатерина, — так как вы, ваше величество, могли бы подумать, что он сделал ее сам. Я сказала бы «да», если бы вы, ваше величество, задали мне вопрос по-другому.

Карл не ответил. Он пытался проникнуть во все тайники этой темной души, которая все время закрывалась перед ним в то самое мгновение, когда он полагал, что уже готов прочитать ее.

— Государь! — продолжала Екатерина. — Стараниями вашего генерального прокурора Лагеля эта статуэтка была найдена на квартире человека, который во время соколиной охоты держал наготове запасную лошадь для короля Наваррского.

— У де Ла Моля? — спросил Карл.

— Да, у него! Взгляните, пожалуйста, еще раз на стальную иглу, которая пронзает сердце, и вы увидите, какая буква написана на вставленной в ушко бумажке.

— Я вижу букву «М», — ответил Карл.

— Это значит смерть — такова магическая формула, государь. Злоумышленник пишет, чего он желает, когда наносит эту самую ранку. Если бы он хотел поразить вас безумием, как это сделал герцог Бретонский с Карлом Шестым, он вонзил бы иголку в голову и вместо «М» написал «F»[79].

— Итак, — сказал Карл IX, — вы полагаете, матушка, что на мою жизнь покусился Ла Моль?

— Да… постольку, поскольку покушается на чье-либо сердце кинжал, но ведь кинжал держит чья-то рука, которая его и направляет.

— Так это и есть причина моей болезни? Значит, как только чары будут уничтожены, мой недуг пройдет? Но каким образом этого достичь? — спрашивал Карл. — Вы-то, конечно, это знаете, моя добрая матушка, — ведь вы занимаетесь этим всю жизнь, а я в отличие от вас полный невежда и в кабалистике, и в магии.

— Смерть злоумышленника разрушает чары. В тот день, когда чары будут разрушены, пройдет и болезнь. Все это очень просто, — отвечала Екатерина.

— Вот как? — удивленно спросил Карл.

— Неужели вы этого не знаете?

— Разумеется, нет! Я не колдун, — сказал король.

— Но теперь-то вы убедились в этом, ваше величество? — спросила Екатерина.

— Конечно.

— Эта убежденность победит вашу тревогу?

— Победит окончательно.

— Вы это говорите из любезности?

— Нет, матушка, от души. Лицо Екатерины разгладилось.

— Слава Богу! — воскликнула она; можно было подумать, что она верит в Бога.