Хроники Чёрной Земли - Алексей Черкасов
«Эй-Нефер говорила, что лучше идти через оазис», – сказал ему Ка, и он направился к рощице, которая была бы видна на горизонте, если бы не недостаток света от тонкого серпика лодки Джехути.
Когда солнечная ладья Ра осветила небо западной пустыни, в трёх тысячах шагов от Мер-Нефера, в рощице, укрытый кронами невысоких раскидистых деревьев и кустарников, спал маленький рыжеволосый мальчик. Рядом с ним валялась небольшая дорожная сумка. Если бы он не спал, то увидел бы, как всего в сотне шагов по опушке прошёл Хеси, который рано утром отправился на поиски своего брата, затеявшего авантюрное путешествие. Хеси тоже мог увидеть его, если бы Шере не был скрыт ветками кустарников.
И тогда вся дальнейшая жизнь Шере сложилась бы совсем иначе.
Но пока Шере спал, Хеси, считавший, что он ушёл куда дальше, прошёл ещё несколько тысяч шагов на юг и, не найдя даже следов братишки, вернулся обратно в дом своего отца, где уже сидел ухмыляющийся харап Хабау, а Иринефер прикладывала примочки к его разбитой голове.
– Это Джехути лишил разума твоего сына за то, что он напал на меня, – громко говорил Хабау, похотливо вцепившись руками в бёдра Иринефер. И если вы не смиритесь, то он лишит разума вас всех, я говорил с ним сегодня ночью.
Иринефер старалась избавиться от настойчивых объятий старого харапа, но тот вёл себя нагло и настойчиво. Хеси опустил глаза и прошёл мимо, сделав вид, что не заметил, как Хабау пускает слюни, заглядывая склонившейся перед ним Иринефер за отошедшую на груди ткань платья.
Стыд перед сыном переполнил чашу терпения Иринефер. Она вдруг выпрямилась, сильными ударами стряхнула липкие пальцы харапа со своих бёдер, отошла на шаг и, гневно сверкая глазами, заявила:
– Или ты, харап, за оговорённую плату будешь лечить моего мужа и больше ни на что не претендовать в моём доме, или убирайся вон и больше не появляйся на нашем пороге. Пусть мой муж лучше умрёт, чем получит на свою голову несмываемый позор из-за неверной жены и обесчещенной дочери! И как тебе, о, харап, не совестно так себя вести? Что ты скажешь после смерти священному Змею Уамемти о своих прелюбодеяниях1?
С этими словами раскрасневшаяся от стыда и гнева Иринефер подошла к ограде и открыла дверь со двора на улицу. Хабау был поражён. Он уже не раз с помощью подобных уловок забирал дочерей бедняков в свой дом и развлекался с их жёнами. До сих пор этот метод не давал сбоев, и вот вдруг добыча, вкус которой он уже ощущал, уходила прямо из рук. Мало того, женщина ещё и уличала его в тяжёлом бета́2, что само по себе могло повлечь неприятности. Только что старый харап предвкушал, как вот-вот удовлетворит свою похоть сначала с женой, а затем и с дочерью, а теперь ему приходится уходить несолоно хлебавши? Ну нет, он так просто не сдастся.
– Хорошо, хорошо, женщина, – сказал он миролюбиво. – Я буду лечить твоего мужа, не выгоняй меня.
Иринефер закрыла дверь и наблюдала, как Хабау на коротких кривых ножках, словно утка раскачивая задом, заходит в дом.
– Она сказала «и», – сказал себе Хабау. – Ну, ладно, пусть будет не «и», а «или», – и лицо его исказила усмешка. – Девчонка всё равно будет моей, как бы ты ни сопротивлялась.
И харап бросил взгляд в сторону Кафи, которая как раз в этот момент спускалась по лестнице из своего закутка на крыше.
Сноски:
1 – Змей Уамемти – один из сорока двух богов посмертного суда, которым умерший клялся, что не совершал сорок два греха. Змею Уамемти умерший говорил, что никогда прелюбодействовал.
2 – Бета́ – одно из десяти понятий греха в Древнем Египте (иу, иуит, исефет, аут, уха, бут, бета́, хуу, хабет, аб). Кроме того, бета́ было одним из шести понятий вины – ун, хебенет, сехеф, гебау, аджа и снова бета́.
7. Путешествие. 37-32 дней до разлива. Озеро
В это самое времяШере быстро шагал по камням и песку вдоль оазиса. В рощу он заходить не хотел, опасаясь змей, на которых можно случайно наступить, не заметив их среди растительности. Здесь тоже могли ползать змеи и, кроме того, скорпионы, но на каменистой почве их было легко заметить издали и обойти. С утра он позавтракал одной лепёшкой и запил её водой. Теперь Шере прикидывал как долго предстоит ему идти до Унута, о котором он знал только то, что это столица Заячьей области, и находится он за островом Кети1 на другой стороне Великой реки.
Шере вспомнил, как Эй-Нефер рассказывала ему, что дошла до места, где находилось много старых, заброшенных могил. Странно, подумал он, зачем устраивать погребения здесь, так далеко от Дуата? Ведь покойнику придётся переплывать Хапи, потом идти до пустыни и ещё по пустыне много дней пути. Так ни один умершийне доберётся не только до тростниковыхполейИалу, но даже и просто до Дуата. А может Эй-Нефер ошиблась, и нет там никаких могил? Но зачем-то же Птахотеп потащил туда мертвяка Хамерута, вспомнил Шере и поёжился. Может, там его могила, и Хамерут хотел вернуться в неё? Шере прислушался в ожидании ответов от своего Ка.
Ка молчал, но кое-что Шере всё-таки услышал – пение со стороны рощи. Поющие голоса завораживали и обволакивали. Шере остановился и попробовал понять, о чём они поют, но тут же наступила тишина, и только листья шуршали на ветру. Он продолжил путь, снова настроился на разговор с Ка и опять услышал пение, но на этот раз ещё и увидел боковым зрением фигуры красивых девушек в ветвях деревьев. Шере захотелось полюбоваться на них, но стоило ему остановиться, как девушки исчезли.
От отца Шере знал, что миражи в пустыне не редкость, но эти миражи были странными – если не их не слушать и не рассматривать, они были, а если на них обратить внимание, тут же исчезали.
Шере пытался обмануть миражи, пробовалразглядеть их, не поворачиваясь, а изо всех сил кося зрачками, но они пропадали сразу, как только их контуры появлялись перед глазами. Через какое-то время Шере надоелоэто занятие, и он стал воспринимать красавиц с чудесными голосами просто как фон.
Тем временем, солнечная ладья поднялась высоко в небо, и сильный зной заставил Шере перейти врощу, чтобы укрыться в тени деревьев. Помня о таинственных демонах, которые сидели в кронах, он делал это с опаской. Отец рассказывал ему, что разные духи могут преследовать путника, пытаться сбить его с дороги и даже погубить, чтобы захватить Ка. Лишившись Ка, человек не мог больше ни говорить, ни делать
