Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу
Ферма представляла собой кирпичное строение, увенчанное пятью куполами. Глядя на нее, можно было подумать, что это деревенская мечеть, выглядевшая издалека весьма элегантно. Своим обликом она полностью соответствовала одному из главных правил Востока: быть чистым снаружи и грязным внутри. Неподалеку от фермы у подножия холма, поросшего тимьяном, расположилась сотня соломенных ульев, расставленных кое-как и выровненных по натянутой веревке, словно палатки в туристском лагере. Королем в этом царстве и по совместительству добрым стариком оказался молодой человечек лет двадцати пяти, пухлый и добродушный. Все греческие монахи носят почетный титул «доброго старика», и возраст тут не имеет никакого значения. Одет он был, как обычный крестьянин, но колпак на голове у него был не красный, а черный, что и дало возможность Димитрию понять, кто он такой.
При виде нашей компании человечек воздел руки к небу, показав тем самым, что он поражен до глубины души.
— Какой он чудной, — заметила миссис Саймонс, — чему он так удивился? Можно подумать, что он никогда не видел англичан!
При виде нашей компании человечек воздел руки к небу
Возглавлявший нашу процессию Димитрий поцеловал монаху руку и обратился к нему с короткой речью, содержание которой было одновременно почтительным и фамильярным:
— Благословите, святой отец. Зарежь по-быстрому двух цыплят, тебе за это хорошо заплатят.
— Несчастные! — произнес монах. — Что вы собираетесь тут делать?
— Завтракать.
— Ты что, не видел, что караван-сарай закрыт.
— Я видел это до того хорошо, что даже поцеловал дверь.
— А ты видел, что деревня опустела?
— Если бы я там кого-нибудь застал, мне не пришлось бы карабкаться к тебе в гору.
— Так ты заодно с ними?
— С ними? Это с кем?
— С бандитами.
— А что, на Парнасе появились бандиты?
— С позавчерашнего дня.
— А где они?
— Везде.
Димитрий резко обернулся к нам и сказал:
— Нельзя терять ни минуты. В горах появились бандиты. Бежим к лошадям. Смелее, дамы, и, пожалуйста, берите ноги в руки!
— Это уже слишком! — воскликнула миссис Саймонс. — Мы что, не будем завтракать?
— Мадам, завтрак нам обойдется слишком дорого! Торопитесь, Богом вас прошу!
— Да это настоящий заговор! Вы поклялись уморить меня голодом! Теперь он толкует о каких-то бандитах! Можно подумать, что на свете существуют бандиты! Я не верю ни в каких бандитов. Все газеты пишут, что их больше нет! К тому же я англичанка, и, если с моей головы упадет хотя бы один волос!..
К счастью, Мэри-Энн была не столь уверена в себе. Она оперлась на мою руку и спросила, верю ли я, что нам грозит смертельная опасность.
— Смертельная? Нет, — ответил я. — Но опасность быть ограбленными вполне реальна.
— А мне все равно! — не унималась миссис Саймонс, — Пусть украдут все, что у меня есть с собой, лишь бы дали позавтракать!
Позже я узнал, что несчастная женщина страдала весьма редкой болезнью, вульгарное название которой — волчий голод, а по-научному она именуется булимией. Когда на нее нападал голод, она за миску чечевицы была готова отдать все свое состояние.
Димитрий и Мэри-Энн подхватили ее с двух сторон под руки и потащили в направлении тропинки, которая и привела нас в это проклятое место. Низенький монах бежал за нами, размахивая руками, и, глядя на него, у меня возникло огромное желание дать ему хорошего пинка под зад. Но в этот момент кто-то отчетливо и требовательно свистнул. Услышав свист, все как один застыли на месте.
Я взглянул вверх. На одной стороне уходившей в гору тропы росло мастиковое дерево, а на другой стороне — земляничник, и из куп каждого из этих растений торчало по три или четыре ружейных ствола. Кто-то крикнул по-гречески: «Всем сесть на землю!» Выполнить эту команду оказалось нетрудно: ноги сами подкосились подо мной. Одно меня утешило. Я подумал, что Аякс, Агамемнон и неистовый Ахилл, окажись они в подобной ситуации, поступили бы точно так же.
Ружейные стволы нацелились точно на нас. Мне показалось, что они вдруг невероятно удлинились и почти уперлись в наши головы. И дело не в том, что у меня от страха случилась аберрация зрения. Просто я впервые понял, насколько длинные стволы у греческих ружей. Вскоре весь этот арсенал вывалился на дорогу, а вслед за ними показались ружейные приклады и их хозяева.
Различие между чертями и бандитами заключается лишь в том, что черти, что бы о них ни говорили, не так черны, как бандиты, а бандиты оказались более грязными, чем можно было предположить. Восемь обступивших нас мазуриков были до того грязны, что мне захотелось передать им все свои деньги с помощью каминных щипцов. Нужно было сильно постараться, чтобы понять, что когда-то их головные уборы были красного цвета, правда, никакая стирка не помогла бы восстановить изначальный цвет их одежды. Каждая скала королевства оставила свой
«Всем сесть на землю!»
след на их перкалевых юбках, а на куртках бандитов можно было разглядеть образцы всех почв, на которых им приходилось валяться. Руки, лица и даже усы у этих людей были красновато-серого цвета, такого же, как носившая их земля. Каждое животное выбирает себе расцветку в соответствии с окружающим ландшафтом и сложившимися привычками: гренландская лиса бела, как снег, львы окрашены в цвет пустыни, цвет куропаток сливается с цветом полевой борозды, а цвет греческих бандитов — с цветом большой дороги.
Предводитель захватившей нас банды внешне ничем не отличался от остальных разбойников. Разве что его лицо, руки и одежда были более густо посыпаны пылью, чем у его товарищей. Он склонился к нам всем своим тощим длинным телом и стал разглядывать с такого близкого расстояния, что мне почудилось, что он коснулся меня своими усищами. В тот момент он напоминал тигра, обнюхивающего добычу перед тем, как ее съесть. Удовлетворив свое любопытство, он сказал Димитрию:
«Выворачивай карманы!» Димитрий не заставил просить себя дважды. Он бросил на землю нож, кисет с табаком и три мексиканских пиастра, которые в сумме равнялись примерно шестнадцати франкам.
— Это все? — спросил бандит.
— Да, брат.
— Ты что, местный?
— Да, брат.
— Тогда забирай один пиастр. Тебе не следует возвращаться в город без денег.
Димитрий стал торговаться:
— Ты мог бы оставить мне два пиастра, — сказал он. — У меня внизу две лошади. Я взял их напрокат в манеже и должен внести дневную плату.
— Объяснишь Циммерману, что мы забрали твои
