Татьяна Минасян - Белый континент
Роберт Фолкон вернулся из очередного плавания и узнал, что поместье Аутсленд сдано в аренду и что его семья снимает теперь крошечную квартиру в Шептоне. Отец безуспешно пытался найти какую-нибудь работу, Арчи, служивший в Африке, отсылал домой почти все свое жалование, но его едва хватало на самые необходимые расходы, и даже сестры то и дело порывались куда-нибудь устроиться, хотя ни Ханна, ни Джон и слышать об этом не хотели. Без поддержки Роберта всю семью вскоре могли выгнать на улицу, однако и он мог помочь своим родным лишь частично. Его жалование немного улучшило жизнь Скоттов, но денег все равно было мало, и, в конце концов, случилось то, чего теперь, после банкротства, Ханна и Джон опасались особенно сильно: их дочери, несмотря на все уговоры и запреты, тоже стали искать работу. И небезуспешно — не прошло и пары недель, как тихая и послушная Роуз, никогда раньше не перечившая родителям даже в мелочах, неожиданно объявила, что будет работать сестрой милосердия в ноттингемской больнице. Джон Скотт был в ужасе, Ханна требовала, чтобы дочь и думать забыла о такой работе, однако Роуз, покорно выслушав обвинения родителей и согласившись с ними в том, что девушка из приличной семьи не должна возиться с немытыми и заразными больными бродягами, на следующий день собрала вещи и переехала жить в Ноттингем. Денег ей платили немного, но жилье при больнице санитаркам и врачам предоставлялось бесплатно, и поэтому мисс Скотт все же смогла делиться с семьей небольшими суммами. А вскоре после ее отъезда, три другие дочери Скоттов тоже покинули родителей: последовать примеру Роуз и ухаживать за больными они, правда, не решились, но зато им удалось устроиться работать продавщицами женской одежды в Челси. И хотя благодаря их помощи старшие Скотты выбрались из совсем уж крайней бедности, радости им это не принесло. Одна мысль о том, что три ее девочки, еще недавно сами примерявшие дорогую одежду в лучших британских магазинах, теперь вынуждены прислуживать капризным и высокомерным покупательницам, приводила Ханну в отчаяние. А о Роуз и о том, какую ужасную и неприличную работу приходится выполнять ей, миссис Скотт и вовсе старалась вспоминать как можно реже — тем более, что ее муж, винивший себя во всем случившемся, после разговоров о Роуз, всегда впадал в особенно мрачное и молчаливое настроение, и мог сутками сидеть в своем углу ни на что не реагируя и не обращая на жену никакого внимания.
Роберт Фолкон узнал обо всем этом, приехав навестить родителей вскоре после того, как они сообщили ему о банкротстве, и обнаружив, что все четыре его сестры теперь живут отдельно. Поначалу он, в отличие от матери, не видел в этом ничего трагического, однако позже, уже на службе, постоянно получая от Ханны письма, в которых она на нескольких страницах жаловалась ему на "неподобающее поведение" девушек, Скотт тоже начал на них сердиться и даже написал всем по очереди, чтобы они перестали мучить родителей и вернулись домой. Но из этого ничего не вышло: сойдя на берег в следующий раз, Роберт получил от Этти и от Роуз почти одинаковые ответы — старшие сестры заявили, что сидеть дома и ничего не делать, в то время, как родители еле-еле сводят концы с концами, они не будут. Мало того, хотя обе девушки и не написали этого открытым текстом, из их писем совершенно явно можно было понять, что новый "неподобающий" образ жизни им нравится, причем Этти намекала и на то, что младшие Кэтрин и Грэйс тоже вполне довольны ситуацией, и это особенно неприятно удивило их брата. Впрочем, отвечать на эти письма и пытаться переубедить сестер он не стал — ему хватало переписки с матерью, которую приходилось утешать обещаниями, что когда-нибудь они снова разбогатеют и будут жить так же счастливо и беззаботно, как раньше.
Первое время он и сам еще верил, что все действительно как-нибудь образуется и его семья вернется к достойной жизни. Но прошло еще полгода и стало ясно: так, как раньше не будет уже никогда. Роберт Скотт понял это, когда его отец тоже устроился на работу — его взяли управляющим на другой пивоваренный завод, владелец которого в прошлом был одним из его конкурентов, причем далеко не самых серьезных. После этого Джон и Ханна смогли снять более приличное и удобное жилье и уже не нуждались в самом необходимом, однако лучше их жизнь от этого не сделалась. Шестидесятитрехлетний больной глава семейства, вынужденный подчиняться гораздо более молодому и энергичному начальнику, не мог забыть, как еще недавно он сам командовал множеством людей, и примириться со своим новым положением. Ханна и ее дочери постоянно жаловались Роберту в письмах, что характер Скотта-старшего портится с каждым днем — да Роберт и сам замечал это во время отпусков. Джон то с горячностью уверял своих родных, что ему очень нравится его новая должность, то в красках расписывал, как он ненавидит эту работу и необходимость отчитываться перед другими людьми, то ругал дочерей за то, что они присылают домой недостаточно денег, то заявлял, что и сам прекрасно зарабатывает и ему не нужны их жалкие гроши. Девушки, устающие во время визитов к родителям от их постоянных попреков, вскоре начали избегать встреч с Джоном и Ханной и виделись с ними все реже, ограничиваясь краткими и сухими письмами. Роберту они тоже стали писать меньше, и только младшая из сестер, жизнерадостная Кэтрин, еще продолжала достаточно подробно рассказывать "Старому Ворчуну" о том, что происходит дома. И ее письма, полные жалости к отцу и слабой надежды на лучшее, отбивали у него и без того несильное желание видеться с родными. Впрочем, даже если бы старший сын Скоттов и захотел почаще бывать дома, ему все равно не удалось бы осуществить это желание: рейсы по Средиземному морю были длинными, а отпуска — редкими и короткими, так что если ему и удавалось приехать в Шептон, то максимум на несколько дней.
Между тем, Джон Скотт стал все чаще чувствовать себя плохо. Он пытался скрывать это от Ханны, она, догадываясь, что муж болен, точно так же скрывала это от детей, и в результате приехавший в очередной раз навестить родителей Роберт уже не застал отца в живых: "капризное" сердце Скотта-старшего, доставившее ему за всю жизнь столько неприятностей, теперь и вовсе отказалось работать.
Роберт тогда, как слепой, прошел по всем комнатам маленькой квартирки Скоттов и, все так же плохо понимая, что делает, вышел на улицу и зашагал неизвестно куда, прочь от дома, где лежал мертвый отец, а мать и приехавшие проститься с покойным сестры, были заняты устройством поминок и все время из-за чего-то суетились. Он бродил по улицам весь день, понимая, что надо бы вернуться домой и помочь родным, но не находя в себе сил сделать это. А на следующий день ему надо было возвращаться в порт, и похороны Джона Скотта тоже прошли без него. Впрочем, Роберт Фолкон утешал себя тем, что оставил матери достаточно денег и что теперь она хотя бы первое время не будет бедствовать. А потом придут двести фунтов от Арчи и небольшие суммы от сестер, и она сможет более-менее нормально жить дальше…
