Джордж Фрейзер - Флэш без козырей
Все это было очень плохо, и, глядя на пробегающие мимо волны, я чувствовал, как меня все больше наполняет раздражение и жалость к себе.
Конечно, если бы я был Веселым Джеком, Диком-Чемпионом или другим маленьким занудой, о которых так любил писать в своих хрониках Том Браун и которым суждено было искать свою судьбу среди пустынных волн, я бы смахнул рукой скупую мужскую слезу и обратился бы лицом к будущему со всей отчаянной храбростью своего молодого сердца. Старый боцман Макхарти похлопывал бы меня по плечу и рассказывал бы удивительные истории про приключения в Южных морях, а засыпая, я бы думал о своей матушке и о том, как бы оправдать доверие своего отважного командира и доброго христианина — капитана Фримена (одному Богу известно, сколько юных идиотов отправилось в море, начитавшись подобной бредятины). Поскольку в свои двадцать шесть я был слишком стар и достаточно закален жизненными испытаниями, то вместо скупой мужской слезы я выдавил из себя очередную порцию блевотины, а вместо старого боцмана Макхарти на меня вдруг натолкнулся матрос, тянущий трос по палубе. Он оттолкнул меня в сторону с криком: «Убирайся с дороги, деревенщина!», в то время как из темноты надо мной мой добрый христианин-капитан заорал на меня, чтобы я убирался вниз и не мешал команде работать. Я так и поступил и, отходя ко сну, размышлял отнюдь не о своей матушке, а о шансе, который я так безнадежно упустил, не позабавившись с Фанни Локк в тот день на травке в Долине Беглецов. О, эти тщетные сожаления молодости!
Из всего этого вы можете заключить, что я не был создан для жизни среди океанских волн. Я их просто не переносил. Если бы капитану Марриету[24] пришлось бы писать обо мне, он бы сломал свое перо, нанялся бы на угольщик из Кардиффа и в конце концов был бы похоронен в море. Что касается первых дней моего пребывания на судне, то спешу сообщить, что мне не пришлось схватиться в рукопашную с главным корабельным задирой, подружиться с негром-коком или учиться чинить бушприт под руководством старого просоленного моряка, который называл бы меня «настоящим парнем». Нет, я провел эти дни в своей койке, чувствуя себя чертовски разбитым, и только изредка появлялся на палубе, чтобы глотнуть свежего воздуха и быть снова изгнанным в мою темную обитель под палубой. В те дни я был все тем же хитрым сухопутным Флэши, только с лицом цвета морской волны.
Мне также не удалось приобрести себе новых друзей, поскольку за все это время я встретил всего четырех человек и все они мне жутко не понравились. Первым из них был судовой доктор — огромная ирландская туша, который, похоже, чаще держал в руках бутылку, чем ланцет. Кстати, руки у него были холодные и липкие от пота. Он дал мне какое-то снадобье от морской болезни, от которого мне стало еще хуже, и затем удалился, предоставив меня моей дальнейшей судьбе.
Вслед за ним появилось странное существо неопределенного возраста с тонкими торчащими во все стороны волосами, у которого в руках был котелок, издающий отвратительный запах. Когда я спросил его, кто он, черт побери, такой, незнакомец дернул головой, словно от нервного тика, и, заикаясь, проблеял:
— С вашего позволения, сэр, меня зовут Сэмми.
— Сэмми… а дальше что?
— Ничего, сэр. Капитан зовет меня Нытик-Сэмми, а остальные по большей части — Луни.
— Ага, а это что в горшке?
— Пожалуйста, сэр, это — кашка. Доктор сказал, чтобы вы скушали ее, пожалуйста, сэр, — и он наклонился, пролив чуть ли не половину котелка на мою койку.
— Черт тебя побери! — крикнул я и, несмотря на всю свою слабость, врезал ему боковым прямо в лицо, так, что он пролетел почти полкаюты. — Забирай все это дерьмо и убирайся!
Он обернулся ко мне, пытаясь подобрать кашу с пола и засунуть ее обратно в котелок.
— Доктор прибьет меня, если вы не возьмете это, пожалуйста, сэр, — вновь умоляюще затянул он, протягивая мне его. — Пожалуйста, сэр, это вкусная кашка.
Тут я бросился на него, Сэмми отчаянно завизжал, бросил котелок и выбежал вон. Я был слишком слаб, так что смог послать ему вдогонку только проклятие, но пообещал себе, что когда почувствую себя лучше, то добавлю этому придурку еще колотушек от себя лично, чтобы составить компанию доктору.
Следующим моим гостем был уже не сумасшедший, а проворный, как хорек, корабельный юнга, с отвисшей губой и бельмом в одном глазу. Он хитро улыбнулся мне и сморщился при виде разлитого содержимого котелка.
— Похоже, Луни не повезло? — проговорил он. — Я ему говорил, чтобы он постарался не пролить кашу.
Я велел ему идти к черту и оставить меня в покое.
— Неважно себя чувствуете, а? — спросил этот малый, подходя к койке. — Не стоит так переживать. Скажите, что вам нужно, и я доставлю вам это прямо в постель и всего за шиллинг.
— Убирайся к дьяволу, ты, грязный сукин сын, — завопил я, поскольку хорошо знал подобных щенков, я познакомился с ними еще в Рагби, — скорее мне захочется любви твоей бабушки.
— Ну-ну! — ехидно протянул этот прохвост, высунув язык, — посмотрим, что вы запоете через три месяца в море, когда на горизонте нет ни одной шлюхи. Только тогда это уже будет стоить два шиллинга!
Я швырнул в него горшком, но не попал, малец ответил мне потоком такой изощренной ругани, которой я раньше и не слышал.
— Я все расскажу мистеру Комберу, уж он-то вам покажет! — закончил юнга свою тираду. — Он вам объяснит что к чему. С этими словами маленький паршивец вылетел за дверь, показав мне на прощание нос.
Мистер Комбер был четвертым из моих новых знакомых. Он был третьим помощником и жил в той же каюте, так что я не мог выставить его вон. По тому немногому, что рассказал мой сосед, выходило, что он джентльмен и получил хорошее образование.
Я не знал, что такой красавчик мог делать на торговом судне, но на всякий случай придержал свой язык и начал за ним наблюдать. Комберу было приблизительно столько же лет, что и мне. Он был высок, светловолос и на мой взгляд слишком уверен в себе, чтобы попасть в дурную историю. Было видно, что он так же озадачен моей персоной, как и я его собственной, но пока я чувствовал себя достаточно скверно, чтобы обращать на него слишком много внимания. Кстати, он отнюдь не был покровителем хитрого юнги, так что все угрозы этого мальчишки оказались блефом.
Прошло четыре или пять дней, прежде чем я привык к качке или, как говорят моряки, «обрел морские ноги», и к тому времени я уже был сыт по горло нашим судном. Сегодня люди и понятия не имеют о путешествии на паруснике в сороковых годах. Пассажиры на пароходах просто не могут себе представить постоянную какофонию звуков, сопровождающую парусное судно во время плавания, — непрерывное потрескивание, стоны древесины и такелажа напоминают сумасшедший оркестр, каждый из музыкантов которого тянет свою ноту. И все это повторяется час за часом, круглые сутки. А уж качало парусники несравненно сильнее, чем эти современные железные коробки, подбрасывая вверх и швыряя вниз. Да, и не забудьте про вонь: пусть внешне судно напоминало настоящий плавучий собор, но внутри запах стоял хуже, чем в конюшне. Да, это была настоящая школа жизни для непоседливых парней вроде меня — и это было еще только начало! Заметьте, что я видел «Бэллиол Колледж» еще в его лучшие времена.
