Константин Бадигин - Покорители студеных морей
Шевеля губами, сторож стал читать грамоту.
— «…купцы новгородские Михаил Медоварцев, Федор Жареный и Порфирий Ворон…» — вслух произнес стражник.
— Так, так, — поддакнул рыжебородый, — правильно чтешь, мы и есть купцы, про нас сказано. Я вот, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Федор Жареный, а на пегом коне, шишак позолочен, — то Медоварцев, а у Ворона и конь вороной. У него на шишаке лента синяя — невеста на счастье повязала.
— Замолкни, пустомеля! — оборвал его стражник. — Мешаешь только.
Дочитав грамоту, он стал неторопливо открывать ворота.
— Во Пльсков, Порхов да Остров путь держите? А что на возах увязано: съестное али красный товар? — полюбопытствовал он.
— Не твоего ума дело! — с обидой ответил Жареный. — Открывай быстрее ворота, а то — «пустомеля»! — передразнил он стражника.
Прислонив секиру к каменным плитам башенной стены. сторож долго возился с тяжелыми засовами. Медленно ворочаясь на ржавых петлях, ворота наконец раскрылись, но это были первые, внутренние ворота. Другой конец башенного проезда закрывали еще одни тяжелые дубовые двери,
Из сторожки вышли новые стражники и, переругиваясь между собой, поднялись на деревянный помост.. Там стоял большой ворот с двенадцатью спицами на каждом конце, соединенными для крепости толстым деревянным ободом.
Пока старший с помощью купеческих слуг открывал главные крепостные ворота, остальные стражники опускали на железных цепях тяжелый подъемный мост.
— Готово! Давай, братцы! — крикнул один из стражников, когда прекратился жалобный скрип блоков и больших железных петель.
— На вот, получай за работу, — миролюбиво сказал Жареный, протягивая старшому немного денег.
— Не для твоей рыжей бороды работаю — для святой Софии! — отозвался стражник, но деньги взял.
Федор Жареный тронул поводья. Горячий конь вмиг вынес его на псковскую дорогу. Громыхая по мосту, покатились тряские колымаги. Пришпорив своих коней, проскакали остальные всадники. Последним медленно выехал Медоварцев.
Миновав несколько закоптелых изб-кузниц, расположенных по обочинам дороги, и десятка два опустевших домиков, Медоварцев остановился.
Дальше дорога шла через редкий ельник и болота, покрытые скудной растительностью.
Купец повернул коня к городу и снял шапку. Детинец, освещенный вечерним солнцем, сиял золотыми главами трех десятков церквей, поднимаясь над высоким зеленым валом и деревянной крепостной стеной. Высокие стены, укрепленные кострами — белыми каменными башнями, были опоясаны глубоким рвом, наполненным водой.
— Прощай, Новгород Великий, господин мой! Будь славен, блюди старину, блюди свободу сынов своих!
Со стороны Псковской башни послышался протяжный скрип — стражники поднимали мост. Из-за крепостных стен доносился шум большого города и гул церковных колоколов.
Медоварцев слез с лошади и, крестясь, низко поклонился Великому Новгороду, поцеловал родную землю и, вскочив в седло, поскакал вслед отряду.
Вскоре клубившаяся по дороге пыль скрыла от глаз дозорных на Псковской башне и всадников и колымаги.
* * *Эйлард Шоневальд был очень доволен своими успехами в русском Новгороде. Кроме высоких поручений папы и ордена, он, пользуясь расположением неких знатных новгородцев, не без выгоды вершил свои торговые дела. Только вчера его приказчик выгодно купил большую партию первосортного воска. И надо было видеть удивление и зависть любецких и штральзундских купцов, когда грузчики стали закатывать пятипудовые душистые круги в подклеть удачливого товарища.
Плотно пообедав, Шоневальд благодушествовал за кружкой двойного пива.
Решив вздремнуть, он направился к постели, но не мог побороть искушения и остановился у настенной полочки. В который раз с наслаждением он разглядывал маленькую серебряную крепость чеканной работы, искусно сделанную новгородским мастером. Это был подарок. Боярин Борецкий, желая сделать приятное Шоневальду, преподнес ему серебряную модель Мариенбургского замка. А сейчас Шоневальд представил себе, как удивит великого магистра, избравшего своей резиденцией Мариенбург, подарив ему красивую игрушку.
Шоневальд сел на край постели и стал бездумно глядеть на дощатый двор, на стены церкви Святого Петра, на степенных ганзейских купцов, прогуливающихся по двору, и глаза его стали слипаться.
Тихий стук нарушил приятно начавшийся отдых. В дверь просунулась крысиная физиономия Пруца.
— Я к вам, ваша милость. Важные новости! — раздался вкрадчивый голос.
— Важные новости, — сонно пробурчал в ответ Шоневальд, проклиная в душе услужливого Пруца.
Он с кряхтеньем сделал попытку подняться с постели, но так и не встал.
Дверь снова скрипнула — в горнице появилась высокая фигура купца Иоганна Фусса. Купец чувствовал себя неуверенно, он трусил, пытаясь скрыться за спину Пруца.
— А-а, кажется, господин Иоганн Фусс? — сказал Шоневальд. — Так это вы принесли важные вести? — Он оживился, сразу отогнав дремоту.
— Мне удалось узнать, ваша милость… — торопливо, волнуясь, начал Фусс, — мне удалось узнать, что купец Труфан Амосов выезжает на север завтра. На Двине он закупит много хлеба и морем поедет в Новгород… — Фусс остановился, но, взглянув на Шоневальда, снова заторопился. — Путь Амосова на Гандвик будет проходить по реке Свири, озеро Онего, через Повенец по озеру Выг…
— Много ли воинов и слуг с Амосовым? — спокойно спросил Шоневальд.
Сорок человек, ваша милость.
— Церковь весьма вам признательна, господин Фусс. Но как вам удалось добыть такие сведения? Ведь новгородцы совсем не откровенны с нами и…
— Это еще не всё, ваша милость, — осмелился перебить всесильного Шоневальда купец. — Мой друг, русский, присутствовал вчера на тайном купеческом совете в церкви великого Ивана. И там купеческие старшины решили отправить трех послов с письмом к датскому королю.
— О чем было то письмо, — подскочил как ужаленный Шоневальд, — вам удалось узнать, господин купец?
— Мой друг, русский, говорил, — в голосе Фусса слышалось торжество, — будто в письме купцы предлагают датскому королю торговать с Новгородом, минуя Ганзу, и просят помочь Труфану Амосову в торговле, как скоро он приплывет с товаром в Данию. И еще он говорил, — почти шепотом докончил Фусс, — что новгородский владыка приложил руку к тому письму.
— Проклятье! Если дело пойдет так, как хотят новгородские купцы, нам нечего будет делать в Новгороде…
— Ваша милость, — снова перебил Иоганн Фусс, — послы сегодня покинули Новгород. Они едут в Псков. Мой друг, русский, сказал, что послы возьмут в Ревеле судно, принадлежащее какому-нибудь местному купцу, и на этом судне…
