Михель Гавен - Балатонский гамбит

— Я не знаю, Йохан, надо смотреть, — доктор сдернул очки и начал их отчаянно тереть, как всегда, когда волновался. — Сейчас будем смотреть. Если все так, как она говорит, и пуля задела периферическую долю, далеко от корня, то действительно ничего страшного нет. Ранение пустяковое. Правда, пустяковое для крепкого мужика, у которого мускулатура, масса. А фрау Ким — женщина тонкая, она же, как тростинка, тонкая, для нее все — испытание. У нее тело разве что не просвечивает. Для красоты — хорошо, но вот для ранений — плохо, все внутренние органы под ударом, мало защищены. Но это еще полбеды. Страшно другое, — Виланд сделал паузу, скулы дернулись на лице.

— Что? Что, говори, — Йохан неотрывно смотрел на него.

— Придется делать наркоз, эфирно-кислородный, а для нее любой наркоз чрезвычайно опасен. У нее слабое сердце, Йохан. Очень слабое. В сорок втором году у нее был сердечный приступ, от усталости, прямо у меня в госпитале. Тогда нам с трудом удалось поставить ее на ноги, пришлось делать катетеризацию. Это хорошо, что я оказался рядом, и все случилось в госпитале, а если бы в гостинице или на обратном пути в самолете, был бы летальный исход. Такие болезни не лечатся, их можно приостановить, но только не при том образе жизни, который она ведет. Скорее всего, после смерти Штефана в сорок третьем все только усугубилось. Наркоз — это огромная нагрузка на сердце. Я не знаю, как она его выдержит.

— Мы будем делать все просто под новокаином, — Маренн поднялась на локте, услышав слова Виланда. — Мартин, идите сюда. Не надо там шептаться. Я все равно все слышу. Новокаина будет достаточно. Не надо никакого наркоза.

— Но, фрау Ким, — Виланд надел очки и вошел в операционную. — Ведь новокаин не гарантирует…

— Я все знаю, Мартин, — она снова опустила голову и закашлялась. — Если что, я потерплю, я не боюсь боли. Но так будет быстрее. Меня ведь ждут раненые солдаты, у меня приказ, мне некогда разлеживаться под наркозом. Делайте новокаин, и хватит спорить. Мы прекрасно справимся.

— Ну, хорошо, тогда начнем, — доктор немного растерянно поправил халат, надел маску на лицо. — Йохан, — он повернулся к Пайперу, — поезжай в полк. И не надо надрывать мне связь. Я сам тебе сообщу, как все будет.

— Да, поезжай, — Маренн протянула руку. — Не волнуйся.

Йохан подошел, наклонился, взяв за руку, поцеловал ее в глаза.

— Пожалуйста, — негромко попросила она. — Если вдруг за это время позвонит Джилл или еще кто-то из Берлина, ничего не говорите о моем ранении. Джилл ничего не должна знать. Она начнет переживать, а когда находишься далеко и не знаешь, что случилось, можно нарисовать себе ужасные картины, а на самом деле все — ерунда…

— Но не такая уж ерунда, фрау Ким… — возразил доктор Виланд.

— Вы убедитесь, что я права. Я встану сегодня же.

— Это исключено!

— Я останусь здесь, — Йохан прижал ее руку к губам, — в соседней комнате. Пока идет операция.

— Нет, нет, — она отрицательно покачала головой. — Мартин прав, поезжай. Он даст тебе знать. Я прошу. Иначе он будет нервничать, дергаться, все будет только хуже.

— Ну, хорошо. Но как только все кончится, я приеду.

— Я буду ждать, — она прислонилась щекой к его ладони. — Тебе придется обнимать меня с пластырем и перевязкой, — она грустно улыбнулась. — Фрау прогулялась по передовой. С пластырем, наверное, не подходит, штандартенфюрер, — она подняла голову и посмотрела на него.

— Это не имеет значения, — он наклонился и поцеловал ее глаза. — Только лучше, чтобы все поскорее зажило.

— Ну, езжай, езжай, не будем терять время, — она откинулась назад.

— Покиньте операционную, штандартенфюрер, — строго распорядился доктор Виланд.

— А что так сурово?

— Ну, уезжай же…

Йохан вышел в коридор. Доктор Виланд закрыл дверь. Она слышала, как зарычал, отъезжая, БТР.

— Вы считаете, Мартин, что в моем возрасте и с моим положением увлекаться мужчиной моложе меня — это легкомысленно? — спросила негромко Виланда. — Скажите правду, не стесняйтесь.

— Что вы, фрау Ким, — Виланд низко склонился над контейнером, в котором хранились в спирту шприцы. — Я едва ли смею иметь какое-то мнение, не то, что что-то говорить или думать. Это меня совершенно не касается. Более того, говорить о возрасте в вашем случае — это нелепость. У таких женщин, как вы, возраста нет, — он открыл ампулу, набирая раствор новокаина. — А Йохан — это мужественный, смелый человек, настоящий воин, это один из лучших наших командиров. Он абсолютно бесстрашен. Такие мужчины всегда были достойны любви самых красивых женщин.

— Но вы осуждаете меня за то, что я разбиваю семью, — возразила она. — Я не могу вас заставить думать иначе. Но я хочу, чтобы вы знали, Мартин, я не собираюсь разрушать то, что создавалось до меня. Я не собираюсь разбивать семью. Хотя бы потому, что я сама не могу ее заменить. Кто я? Я — такой же солдат. Даже если эта война закончится, будет какая-то другая, и мне придется отправляться на нее. Я выбрала эту дорогу или она выбрала меня, я не знаю. Но у мужчины должна быть гавань, где его любят и ждут. Моя гавань почти всегда пуста. Меня нет дома. Вот и весь ответ.

— Фрау Ким, — Виланд подошел к ней. — Все, что я говорил о семье Йохана, этого не следовало говорить, конечно, особенно мне. Он сам скажет все, что он считает нужным, и лучше меня знает, что сказать и надо ли это. И если он молчит, то меня это вообще меньше всего касается. Я только смутил вас и сослужил Йохану дурную службу. Семья семьей, но, чтобы совершать подвиги, нужно вдохновение. Теперь ведь только подвиги, пожалуй, нас и спасут, никак не меньше. Мужчины часто женятся очень рано, но жизнь испытывает их, меняет их представление и о самих себе, и о тех женщинах, которые им нравятся. Если этого не происходит, то это скорее плохо, чем хорошо. И если двое влюблены, если они счастливы, то кто смеет их осуждать? Это самое прекрасное, что только бывает. Это теперь такая редкость на фоне всего ужаса, который мы переживаем, с которым отчаянно боремся. Фрау Ким, — он осторожно взял ее за плечи, — довольно говорить об этом. Позвольте мне осмотреть вашу рану.

Когда она открыла глаза, на постели, рядом с ее головой, лежали три белых розы — свежайшие, едва заметного кремового оттенка. Она взяла их, поднесла к лицу. Чудесный, тонкий запах.

— Йохан был здесь? — спросила доктора Виланда, он сидел за столом невдалеке и разбирал какие-то бумаги.

— Да, он приезжал, — Мартин вскинул голову. — Он был здесь целый час, но вы спали после операции.

— Как жаль.

— Как вы чувствуете себя, фрау Ким? — Виланд встал из-за стола и подошел к ней, взял руку, измеряя пульс.