Генри Хаггард - Жена Аллана

Тут я заметил, что старый Индаба-Зимби, тоже примостившийся у огня, вытащил из мешка пожелтевшие кости и, смешав их с пеплом, смоченным водой, совершает какое-то таинство, одному ему понятное. Я спросил, чем это он занялся. Он ответил, что намечает наш дальнейший маршрут. «Чепуха!» — чуть не вырвалось у меня, но, вспомнив некоторые весьма замечательные проявления его оккультных способностей, я попридержал язык. Прижав к себе Тоту, до предела утомленную перенесенными тяготами, опасностями и волнениями, я закрыл глаза и скоро заснул.

Проснулся я, когда на небе появились бледно-желтые и золотистые блики рассвета. Вернее, меня разбудила маленькая Тота, она поцеловала меня и шепнула: «Папа». Она назвала меня «папой»! Несчастная сиротка, сердце мое готово было разорваться от жалости.

Я встал, умыл и одел ее непривычными к такому делу руками. Позавтракали мы тем же вяленым мясом и сухарями, которыми ужинали вчера. Тота попросила молока, но откуда же его было взять?! Затем мы поймали лошадей и оседлали мою.

— Ну, Индаба-Зимби, — сказал я, — какой путь указывают нам твои кости?

— Прямо на север, — сказал он. — Путь будет тяжелым, но примерно через четверо суток мы .достигнем крааля белого человека — англичанина, а не бура. Крааль этот находится в чудесном месте, а позади него стоит высокая гора, где водится много бабуинов.

Я посмотрел на него с недоверием и сказал:

— Ты говоришь глупости, Индаба-Зимби. Где это слыхано, чтоб англичанин построил себе дом в таких дебрях? И откуда тебе знать об этом? Думаю, нам лучше взять направление на восток, к Порт-Наталю.

— Как знаешь, Макумазан, — ответил он. — Но до Порт-Наталя три месяца пути, если мы вообще туда доберемся. За такую долгую дорогу ребенок может умереть. Скажи, Макумазан, разве до сих пор мои предсказания не сбывались? Разве я не говорил тебе, чтоб ты верхом не охотился на слонов? Разве я не говорил тебе, чтоб ты взял один фургон вместо двух, ибо лучше потерять один, чем два?

— Ты говорил все это, — согласился я.

— А теперь я говорю тебе, что надо ехать на север, Макумазан. Там ты найдешь великое счастье. И великое горе тоже. Однако ни один мужчина не должен бежать от счастья, убоявшись горя. Что ж, поступай как знаешь, да, как знаешь!

Я снова взглянул на него. В его чары я не верил, но хорошо понимал: он говорит правду, которая каким-то образом стала ему известна. Мне пришло в голову, что он мог прослышать о белом, жившем почему-то отшельником в дебрях, но, чтобы поддержать свою репутацию пророка, не хочет говорить об этом.

— Хорошо, Индаба-Зимби, — сказал я, — поедем на север.

Мы отправились в путь. Вскоре река, течению которой мы следовали, повернула на запад, и мы покинули ее долину. Весь этот день мы ехали по неровной, возвышенной местности и примерно за час до заката остановились у ручейка, стекавшего с гряды холмов. Мне уже порядком надоело вяленое мясо, а потому, взяв ружье для охоты на слонов — другого оружия у меня не было, — я оставил Тоту под присмотром Индаба-Зимби и отправился на поиски дичи. Как ни странно, накануне мы не встретили ни одного животного, да и теперь мне не везло. По какой-то причине все звери покинули эти места. Я пересек ручей, надеясь обнаружить в чаще антилопу, и вдруг увидел на песчаном берегу следы двух львов. Разумеется, я сильно встревожился, но, решив, что вряд ли львы поджидают меня где-нибудь по соседству, подошел к зарослям колючего кустарника. Долго бродил я там в поисках добычи. Правда, на глаза мне попалась антилопа дукер, но она тут же с шумом спрыгнула с каменистого выступа и исчезла, не дав мне времени даже прицелиться. Уже в сумерках я приметил карликовую антилопу — грациозное маленькое существо, размером не больше крупного зайца. Она стояла на камне, ярдах в сорока от меня. Разумеется, я никогда не стал бы стрелять в такую крошку, особенно из ружья для охоты на слонов, но мы были голодны. Поэтому я сел, упершись спиной в скалу, и тщательно прицелился ей в голову — угоди трехунцевая пуля в туловище, антилопу разорвало бы на куски. Наконец я нажал курок; ружье выстрелило с таким грохотом, словно это была небольшая пушка. Антилопа исчезла. Я бросился к тому месту, где она только что стояла, с таким волнением, какого никогда не испытывал, охотясь на антилоп куду или эланд. Попал! Маленькое существо лежало на земле — огромная пуля снесла ему голову. Пожалуй, это был самый удачный выстрел за всю мою жизнь охотника. Кто сомневается в этом, пусть попробует попасть за пятьдесят ярдов в голову кролика, стреляя трехунцевой пулей из ружья для охоты на слонов.

Я с торжеством подобрал карликовую антилопу и вернулся в лагерь. Там мы освежевали ее и поджарили мясо на костре. Нам хватило его на хороший ужин, а задние ноги даже остались на завтра. Эта ночь была безлунной. Вспомнив о львиных следах, я предложил Индаба-Зимби привязать лошадей поближе к нам, хотя они и так паслись неподалеку, всего в пятидесяти ярдах. Потом мы разожгли костер поярче. Больше мы ничего не смогли сделать, осталось лишь положиться на волю случая. Вскоре я заснул, обняв обеими руками маленькую Тоту. Разбудило меня жалобное ржание лошади где-то поблизости, почти у самого костра, горевшего по-прежнему ярко. В следующее мгновение — я даже не успел вскочить — раздался топот копыт, и мой бедный конь появился в круге, освещенном огнем. Словно при вспышке молнии, я увидел его глаза, чуть не вылезшие из орбит, и раздувавшиеся ноздри. Повод, которым он был стреножен, бился в воздухе. Увидел я еще кое-что: на спине лошади сидел большой темный зверь, он глухо ворчал, глаза его сверкали. Это был лев. Лошадь скакала во весь опор. В ужасе она пронеслась через костер, к счастью, не задев нас, и скрылась в ночи. Топот копыт слышался еще некоторое время, верно, она пробежала ярдов сто или больше. Потом наступила тишина, нарушаемая иногда отдаленным ворчанием. Нетрудно понять, что в ту ночь мы уже не спали. До восхода солнца оставалось часа два, и мы с тревогой ожидали рассвета.

Как только стало достаточно светло, мы поднялись и, стараясь не разбудить Тоту, со всяческими предосторожностями направились в ту сторону, куда убежала лошадь. Ярдов через пятьдесят мы увидели в велде ее растерзанную тушу. Два больших, похожих на кошек зверя отскочили от нее и исчезли в сероватой дымке.

Идти дальше было бесполезно. Мы знали все. Теперь надо было поспешить ко второй лошади. Оказалось, что мы испили чашу бедствий не до дна: коня нигде не было видно. Вскоре мы напали на его след и поняли, что произошло. Почуяв львов, конь отчаянным усилием порвал повод, которым его стреножили, и ускакал прочь. Я сел на землю, чувствуя, что сейчас заплачу, как женщина. Ведь мы остались одни в этой пустынной местности без конца и без начала. Лошадей больше нет, а такая маленькая девочка не пройдет и двух сотен шагов. Но отчаиваться тоже не следовало. Молча вернулись мы в лагерь. Тота горько плакала у потухшего костра: она проснулась и, никого не увидев подле себя, испугалась. Перекусив, мы принялись готовиться в дорогу. Прежде всего разделили на две равные части самые необходимые вещи; то, без чего можно было хоть как-то обойтись, мы безжалостно выбросили. Затем наполнили водой фляги. Правда, я сначала возражал против этого, боясь лишнего груза, но, к счастью для всех троих, Индаба-Зимби переубедил меня. Я решил, что на первом отрезке пути поведу Тоту, а ружье для охоты на слонов понесет Индаба-Зимби. Наконец все было готово, и мы пошли. С моей помощью (в трудных местах я брал ее на руки) Тота сумела подняться по тому склону холма, где я застрелил карликовую антилопу. Но вот мы достигли вершины. Оглядев местность, простиравшуюся перед нами, я издал вопль отчаяния. Она была непохожа на обычную пустыню и напоминала скорее Кару в Капской колонии — обширное песчаное плато, по которому там и сям разбросаны низкорослые кусты и глыбы камня. И ничего больше, насколько хватал глаз. Далеко впереди эту пустыню окаймляла гряда пурпурных холмов, в центре которой поднимался высокий пик.