Джеймс С. Бенневиль - Предания о самураях
После всего этого принц Ёсинори объявил о необходимости завершения осады Юки. Все остальные могли бы подождать до завершения дела в Канто. Боги явно негодовали. Посещение сёгуном алтаря Хатиман в Ивасимидзу оставило самые недобрые предчувствия. Из Киото отправили крупное войско. Пойти в игре с первой руки Киото никогда не позволяли. Норизанэ покинули свое уединение в Идзу и встали лагерем у Оямы. Осаду следовало вести предельно решительно. Как раз на шестнадцатый день четвертого месяца 1 года периода Какицу (6 мая 1441 года) огромное осадное войско численностью 80 тысяч человек выдвинулось для штурма. Сигналом для наступления служил столб дыма, поднявшийся над замком. Во двор крепости пустили стрелу с привязанным письмом. В нем обращалось внимание на бесполезность сопротивления, а также содержался намек на наличие среди осажденных изменника. Это вызвало у них страх. Теперь среди многочисленных гёринов (рыбных чешуек) и куаку-ёху (крыльев журавля) все встало на свои места. «Небеса вздрогнули от раскатов грома. Кондзитё (птица, вызывающая землетрясение) улетела за рубеж, земля затряслась». Когда по Юки распространился пожар, отец и сын осознали безнадежность своего положения. Оставалось только лишь погибнуть в бою. Доверив принца отборному отряду самураев, которым предстояло прорваться через заслон и выйти на дорогу к Муцу, Удзитомо со своим сыном проскакали ворота и врезались в толпы противника. Схватка вряд ли продлилась долго, если бы пространство для огромного числа воинов не было таким тесным. Река, переполненная дождями, затопила эту равнинную местность, превратившуюся в болото. Слепящий дым скрывал своих и врагов. Уэсуги рубили и топ тали своих собственных слуг. Людские потери достигали чудовищных масштабов. Зато получился предопределенный результат. На этом поле боя полегли Удзитомо и Мотитомо; их тела, изуродованные до неузнаваемости, втоптали в болото лошади своими копытами. Из 10 тысяч находившихся в тесноте замка мужчин, женщин и детей никому спастись не удалось. Победители наблюдали за паланкинами двух принцев, отправленных в Камакуру под охраной солдат Норизанэ, все-таки с сочувствием. Они заметили небольшой отряд беглецов, торопящихся прочь в горы. Огасавара, Сатакэ и Тиба отправились в погоню по горячим следам. С несколькими слугами Харуо и Ясуо бросились на север и попали в руки поджидавших их воинов Норизанэ. Их защитники пали под мечами выходцев с запада. Самого младшего из сыновей Удзитомо по имени Наритомо спасла хладнокровная сельская служанка, когда-то удостоившаяся чести своего господина. Таким был конец знаменитого Юки Дзэйсё.
С эскортом пленников отправили в Киото. Следом тянулась длинная процессия шкатулок с головами общим числом тридцать штук. Самыми ценными из них считались те, что должны были принадлежать Удзитомо и его пятерым сыновьям, опознанным по их рваным и грязным латам. Летописец описал все это дело так:
«Разбитые дороги Хаконэ выглядели как горные тропы, ведущие в Сидэ (ад). Путникам запомнился городок с почтовым отделением на берегу реки Кикугавы. Здесь в период Гэнко (1331–1333), когда Курандо Усёбэн Тосимото прибыл в Камакуру в ссылку, на колонне постоялого двора он написал:
Сегодня, как и в старинные дни,Кикугава несет свои безмятежные воды.
Приговоренный к смерти в этом самом месте Мицутика Кё написал:
Старина, слишком грустно все это читатьИ достойно сложения песни.
Харуомару попросил фудэ (кисточку для каллиграфии):
Вот и снова еще незаметнее поток Кикугавы;А мысли всё о безмятежной могиле».
Когда они входили в город Таруи на заход солнца, звучал колокол Тоямадэра. Собралась толпа. Народ стенал и лил слезы. Удивленные стражники прошли вперед и оказались между сомкнутыми шеренгами крупного отряда, присланного из Киото. С негодованием сотрудники Канто зачитали распоряжение, скрепленное печатью сёгуна. На этом месте оба принца – Харуо и Ясуо – должны были принять смерть. Такое нарушение молчаливого соглашения вызвало большую ярость. Дело касалось непорочных детей. Им разрешили стать жрецами, в таком качестве им предназначалось молиться за души отца и брата, отправленных в Мэйдо. Распоряжение считалось категоричным, и никаких возражений не допускалось. Детей безжалостно передали в нежные руки кэнси – Хагино Мисаки Нюдо и Кобаягавы Укона Сёгэна Харукиры. Заключительную сцену разыграли сразу же в храме Кинрэндзи городка Таруи. Принцы попросили, чтобы их казнили разными клинками. Итак, Харукира приступил к делу. Братья сели лицом на запад в сторону рая Амида Будды. Сложив руки, они прочли молитву. По условному сигналу сверкнул меч, и голова Харуо покатилась по земле. Через считаные секунды голова Ясуо покинула тело; и было им 13 и 11 лет от роду.[92]
Норизанэ свое поручение выполнил. Его преданность воле принца-основателя дома Асикага дорого стоила лично этому хладнокровному сюзерену, сыгравшему на его лояльности. Почестей он не заслужил. Его сыновья, совсем дети, после отца сразу же последовали за ним. Норизанэ совершил грех. Он побрился в монахи и вступил в секту жрецов дзэн-буддистов. Прихватив миску для подаяний, он покинул келью храма Кокусэй-дзи в Идзу. Три этих мира остались покинутыми. «В качестве паломника он переходил из одной провинции в другую провинцию. Пристанищами ему служили кроны деревьев, широкие поверхности скал. Он не сетовал, когда его миска оказывалась пустой. В конечном счете в Танабэ провинции Суво судьба даровала ему смерть».
У сёгуна был младший брат – жрец по имени Гисё. С сыном Хо-о по имени Го Камэяма он вступил в сговор, чтобы захватить сёгунат для одного и трон для второго. Между востоком и западом творилась неразбериха, власти Юки держались храбро. Представители Кикути и Омура на Кюсю нашептывали всякие любезности. Гисё отрастил волосы. Ёсимори об этом узнал и послал его арестовать. Но было слишком поздно.
В третьем месяце 1 года периода Какицу (23 марта – 21 апреля 1441 года) поступили известия о том, что Китабатакэ предоставили Гисё приют. В четвертом месяце (21 апреля – 21 мая) пали Юки и Кога. Представители Китабатакэ искали легкого пути и нашли его. В пятом месяце (до 19 июня) голова Гисё прибыла в Киото. Она выглядела изуродованной до неузнаваемости. Пес не ест пса, но брат должен узнать брата. Но Ёсимори этого не смог. Вызвали приятеля по детским играм Гисё. «Если бы это на самом деле была голова нашего епископа, – сказал он, – тогда не хватает двух зубов». К такому аргументу все прислушались. Ёсимори несказанно обрадовался.
