Плач - Сэнсом Кристофер Дж.
Гул голосов прекратился, толпа снова затихла. Песнопения за Гольбейновскими воротами приближались, стали громче. Все сняли шапки. Я стянул капюшон и ощутил на своей шапочке ледяной воздух. Два верховых распорядителя проскакали под главной аркой, глядя, свободна ли дорога. Потом под широкими сводами, продолжая петь, прошел хор и священники из королевской часовни. За ними следовало сотни три человек в новых черных плащах и с факелами в руках — бедняки, которые по традиции возглавляли похоронную процессию, когда хоронили великих людей. Что ж, теперь в Англии бедняков было в избытке, больше, чем когда-либо.
За ними следовали всадники, десятки всадников со штандартами и флагами. Они определенно были не из бедных — высшие лица королевства в окружении йоменов. Я узнал некоторые лица — Кранмер, Ризли, Пэджет — и склонил голову, якобы скорбя. Наконец они проехали, и показался огромный катафалк. Один из юристов у меня за спиной, оттолкнув Николаса, в раздражении воскликнул:
— Отойди, жердина, дай посмотреть!
Катафалк тянула восьмерка огромных коней под черными попонами, а под золотым балдахином стоял огромный гроб, на крышке которого лежала восковая фигура короля Генриха VIII, поразительно похожая на живого, но не такого, каким я видел его летом, а такого, как на фреске Гольбейна: в расцвете сил, с рыжими волосами и бородой, с мощным, налитым силой телом. Фигура была одета в усыпанный драгоценностями бархат, а на голове у него был ночной колпак. Лицо его хранило выражение умиротворения и покоя — вряд ли при жизни у Генриха когда-либо было такое выражение лица.
Зазвонили колокола. Люди склонили головы, и некоторые даже застонали. Глядя на проезжающую восковую фигуру, я подумал: а чего он действительно достиг, что принесло его замечательное царствование? Мне вспомнилось все, что я видел за последние десять лет, — разрушенные древние монастыри, бездомные монахи, выгнанные на улицу слуги… Преследования и сожжения — меня передернуло при воспоминании о том, как Анне Эскью разнесло голову. Великая война, не приведшая ни к чему и разорившая страну. Если это обнищание продолжит углубляться, будет беда: простые люди не вынесут этого. И всегда, всегда при Генрихе над каждой головой маячила тень топора. Я вспомнил тех, кто погиб на плахе, а особенно того, кого когда-то хорошо знал и помнил до сих пор, — Томаса Кромвеля.
Филип рядом со мной тихо проговорил:
— И на этом конец.
* * *Через две недели всадник привез мне в контору записку — он прискакал из Челси по снежным сугробам, которые не таяли несколько дней. Генриха уже похоронили, и на престол взошел маленький Эдуард. Ходила легенда, что, пролежав ночь на пути в Виндзор, тело Генриха VIII лопнуло и из него вытекла вонючая жидкость, которая привлекла собаку, так что сбылось давнее пророчество монаха, что псы будут лизать кровь этого короля, как в Библии лизали кровь Анафа. Но это звучало слишком надуманно, и вряд ли такое было на самом деле.
Когда прибыл гонец, я работал у себя в кабинете, Скелли за дверью готовил дело для слушаний в суде, а Николас с запачканными чернилами пальцами трудился над каким-то заявлением. Я сразу узнал печать — печать королевы, вдовствующей королевы, каковой она теперь была, — и открыл письмо. В ярком свете, идущем с заснеженной площади за окном, каллиграфический почерк четко выделялся на белой бумаге. Письмо было коротким, от секретаря, и в нем была просьба на следующий день быть во дворце Челси.
Я положил послание на стол. Мне трудно было даже предположить, что я снова могу услышать что-то от Екатерины Парр. После той встречи с Генрихом я изо всех сил пытался прогнать ее из мыслей. Но королевский запрет приближаться к ней умер вместе с королем. Я сожалел, что Екатерина, как она ни надеялась, так и не стала регентом, но меня радовало, когда говорили, что царственный супруг был щедр к ней в своем завещании, так же как и к леди Мэри и леди Елизавете — все они теперь обладали большим богатством и занимали высокое положение. Говорили, что Екатерина Парр со временем выйдет замуж, и называли имя Томаса Сеймура.
* * *Я поехал в Челси один. Бытие медленно плелся, так как дорога из Лондона была покрыта слежавшимся снегом и льдом. Дворец Челси на берегу реки представлял собой изящное новое здание из красного кирпича, построенное у Темзы среди обширных садов, которые будут прекрасны, когда придет весна. Я оценил, что такой дом может легко вместить двести человек прислуги. Стража у дверей все еще носила мундиры королевы. Меня впустили, и стюард провел меня в дом. Внутри тихо сновали туда-сюда слуги, но у дверей не было стражи, как в Уайтхолле, и не фланировали политики. Стюард отвел меня к двери в глубине дворца и постучал. Знакомый голос разрешил войти.
Вслед за стюардом я вошел в большой зал и узнал там некоторые предметы, которые видел раньше в галерее Екатерины, — причудливые часы, ее ларец с монетами на столике рядом с шахматами… Сама вдовствующая королева стояла спиной к широкому эркеру, и ее черный траурный наряд и головной убор контрастировали с заснеженными лугами за окном. Я низко поклонился. Отпустив стюарда, она сказала:
— Мэтью, прошло много месяцев.
— Да, Ваше Величество.
Бледное лицо Екатерины Парр было по-прежнему привлекательно и спокойно. В ее осанке я заметил новую свободу, новую властность. Королева нежным голосом сказала:
— Мне очень жаль, что ваши усилия помочь мне закончились… так плохо. Теперь я знаю, у кого было «Стенание». И знаю, что случилось с вами — и вашим бедным работником.
Ведала ли она, что ради нее я солгал королю? По ее виду я не мог этого понять — и не должен был спрашивать.
— Теперь книга вернулась к вам? — спросил я вместо этого.
— Да, мне вернул ее лорд-протектор. — Я различил в голосе королевы нотку горечи при упоминании человека, занявшего место, которое надеялась занять она сама. — И я хочу опубликовать ее в этом году.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Это… безопасно, Ваше Величество?
— Теперь уже безопасно. Мастер Сесил предложил написать предисловие. Он, как и я, считает, что «Стенание грешницы» может помочь некоторым страждущим душам. Он остается мне добрым другом.
— Я рад этому. Этот молодой человек обладает большим талантом.
— А вы получите подписанный мною экземпляр.
— Я… благодарю вас.
Екатерина сделала шаг ко мне:
— Но повторяю, я знаю, чего вам стоили ее поиски.
Ее орехового цвета глаза заглянули в мои, и я вдруг подумал: да, она знает, что я солгал королю, будто несу ответственность за решение искать книгу, вместо того чтобы просто сказать, что она пропала. Вместе с дядей королевы, которого, я помнил, Пэджет собирался допросить на следующий день и который охотно разделил со мной ответственность.
— Я буду вам благодарна до конца своих дней, — сказала королева.
— Спасибо, Ваше Величество, — ответил я и замолчал. Возникла неловкая пауза, а потом я спросил: — Как поживает лорд Парр?
— Он вернулся обратно в деревню, — с грустью ответила королева. — Боюсь, чтобы умереть там. Его усердная служба мне в прошлом году оказалась для него слишком тяжелой, учитывая его здоровье.
— Печально это слышать.
Екатерина откровенно посмотрела на меня:
— Если он бывал груб с вами, то только из любви ко мне.
Я улыбнулся:
— Я всегда это понимал.
Королева подошла к шахматной доске. Фигуры были расставлены для новой партии, и я на мгновение подумал, уж не собирается ли она предложить мне сыграть. Но она только взяла и поставила обратно одну пешку.
— Я послала за вами только потому, что так обязана вам. — Она улыбнулась. — Чтобы предложить вам место, если вы захотите принять его.
Я ничего не ответил. Больше никакой политики — я бы ответил ей «нет» в любом случае. Даже ей.
Вдовствующая королева сложила ладони.
— Мои обстоятельства теперь серьезно изменились. Я вдова и свободна снова выйти замуж. Вскоре я, возможно, так и сделаю. — Она покраснела и быстро опустила глаза, словно зная, что я и многие другие не одобрят это.
