Феодора - Пол Уэллмен
Значительным оказалось также и число обнаруженных здесь туник с широкими рукавами. С того дня ювенты Алкиноя прекратили существование, д немногие уцелевшие никогда впоследствии не надевали этих одежд, помышляя лишь о том, чтобы их прошлое было забыто навсегда.
Говорили, что на Ипподроме полегло в тот день свыше тридцати тысяч человек.
А в истории никогда более не случалось, чтобы мятеж черни сам себя подавил в беспощадной оргии самоистребления.
Феодора, стоя возле развалин церкви Святого Стефана после того, как Велизарий и Мунд отправились на свою безнадежную вылазку, вновь мучительно ощутила беспомощность. своего пола. О, почему она не может оказаться в самой гуще событий, почему всегда остается только ждать, как повернется дело?
В последовавший затем напряженный и страшный час она не находила себе места, пристально вглядываясь в грозно темнеющую громаду Ипподрома и пытаясь по шуму и выкрикам догадаться, что же там происходит.
Она слышала, как толпа, мерно скандировавшая «Ника!», вдруг разразилась криками: «Слава Ипатию! Многая лета!», а затем изумленно загудела и наконец взорвалась воплем ненависти — комитаты разрядили свои луки. Феодора отчетливо различала все изменения в шуме Ипподрома, хотя и не всегда знала, что они означают. Вскоре прокатился страшный и продолжительный рев — толпа набросилась на отряды Велизария и Мунда, а далее он стал еще более могучим, в нем выделялись неистовые крики, брань, смертные вопли, стоны, которые становились все громче и многочисленнее…
Феодора взглянула на Юстиниана. Император стоял, закрыв глаза и опустив голову, в суровой рясе монаха, опоясанный веревкой и босой, хотя монахи обычно носили сандалии из сыромятной кожи. В руках его были четки, он перебирал кипарисовые шарики, торопливо творя. молитву.
Он и секунды не сомневался в том, что отчаянный удар, который Феодора приказала нанести, не удался. Да она и сама уже готова была поверить, что все пропало. Разве небольшая горстка воинов, которую она послала, сможет устоять против тьмы черни на Ипподроме?
Однако в тот миг, когда шум достиг высшей точки, через двое ворот на территорию дворца вступили комитаты и герулы. Быстрым маршем они приближались с противоположных сторон к сожженной церкви, подле которой стояли Феодора и Юстиниан.
Императрица не могла поверить своим глазам. Вид у воинов был измученный, доспехи измяты, кольчуги изодраны. В крови, хромая и пошатываясь, они шли, неся раненых товарищей.
И тем не менее на побежденных они не походили.
Велизарий, с ног до головы в крови и грязи, с еще не отмякшей после битвы свирепой гримасой на бородатом лице, скомандовал комитатам остановиться, а сам широким и твердым шагом приблизился к Феодоре, сжимая меч в огромной ручище, пал перед нею на колени и положил к ее стопам окровавленный клинок.
— Враги твои, о великолепная, больше не посмеют бунтовать! — произнес он.
— Что же произошло? — спросила она.
— Сброд сцепился со сбродом. Они убивают друг друга. Феодора тяжело вздохнула и содрогнулась.
Значит, вторая часть ее плана — тайные переговоры через Нарсеса — удалась.
На мгновение она сомкнула веки. От одной мысли о продолжающейся кровавой бойне ее замутило, — пусть даже эта сеча, как метла мусорщика, выметет прочь из Константинополя весь этот подлый и жестокий столичный сброд.
Затем она открыла глаза. Все они — Велизарий, Мунд, Юстиниан — пристально смотрели на нее.
И тут словно горячая волна захлестнула ее. Она внезапно поняла, чего от нее ждут. Они ждут, когда она огласит свое решение. Теперь для нее все изменилось. И изменилось навсегда. Хочет она того или нет, отныне она — истинная императрица ромеев.
В эту минуту грандиозность предстоящих дел нависла над нею, как грозовая туча, со всеми громами и молниями, шквалами и страхом перед невообразимо огромной властью. Перед ее внутренним взором раскрылись пространства без конца и края, прошли страшные картины столкновения народов, языки пламени, лижущие древние башни городов, и змеиное жало предательства, и величие решений, имеющих колоссальные последствия, и орлы империи, парящие в небесах. И еще Феодора увидела себя — миниатюрную, изящную фигурку, возвышающуюся над всем обжитым людьми миром.
Душа ее затрепетала. Ни о чем подобном она и помыслить не смела. Всю свою жизнь она хотела быть тем, кем была — женщиной, пользующейся одной только властью — женской. Но помимо своей воли она привела в движение силы, несравненно большие, чем ее собственные, силы, которые теперь овладели ею и лепили ее по своему усмотрению. На ее хрупкие плечи легло тяжкое бремя ответственности, обрушилась такая огромная власть, масштабы которой она едва ли представляла сама. И осознание этого заставило Феодору внутренне сжаться.
Давным-давно, в те дни, когда она еще не была супругой Юстиниана, не была даже его возлюбленной, а всего лишь девицей, доставленной во дворец, чтобы поразвлечь наследника, она думала о нем с благоговением и страхом, считая его чем-то большим, нежели человек.
Теперь она сама была чем-то большим. И это внушало ужас.
Однако в душе ее был не только трепет, но и торжество.
Когда-то Юстиниан сказал, что она достойна быть императрицей. Что ж, теперь это право она завоевала в тяжелой борьбе.
Феодора вскинула голову. Она бросила вызов судьбе, и отныне страх не будет ей ведом.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ФЕОДОРА
После восстания, вошедшего в историю под названием «Ника!», императрица прожила всего шестнадцать лет. Неимоверное нервное напряжение и сумасшедшие перегрузки подорвали ее здоровье, и полностью она уже никогда не поправилась.
Смерть ее наступила в возрасте сорока пяти лет, на двадцать втором году правления и двадцать четвертом году супружества, причиной этого стал рак груди, болезнь, против которой медицина была бессильна, не будучи в состоянии не только исцелить, но даже и приостановить ее ход. Впрочем, одно из желаний Феодоры все же сбылось: она блистала красотой до самой кончины, наступившей 29 июня 548 года от Рождества Христова.
Со времени мятежа и до самой своей кончины именно она правила империей. Что касается Юстиниана, то он все чаще и чаще с головой погружался в богословские штудии, в хитросплетениях которых черпал удовольствие, полагаясь в решении важнейших практических вопросов на проницательный ум уличной девчонки, которую он вознес, сделав супругой и императрицей. Бывали случаи, и не единожды, когда решения императора и императрицы
