Теофиль Готье - Железная маска (сборник)
Я сопоставил эти сведения со своими догадками – и был безмерно потрясен. Мало того что мой сын намеревался совершить преступление, но его преступная любовь могла оказаться любовью греховной и противоестественной, если я прав в своих предположениях и вы – сестра де Валломбреза по отцу. Я нанял человека, и тот выяснил, что похитители собираются доставить вас в этот замок. Тогда я поспешил сюда – но вы были уже свободны, ваша честь не пострадала, а перстень с аметистом, на котором вырезана моя печать, подтвердил именно то, о чем твердил мне голос крови!
– Поверьте, отец, – воскликнула Изабелла, – мне и в голову не приходило вас осуждать! С раннего детства я свыклась с жизнью бродячей актрисы и никогда не стремилась к иной участи. Из того, что я знала об отношениях между людьми, я поняла, что не смею навязывать свою особу знатному семейству, которое, очевидно, по каким-то веским причинам оставило меня в безвестности. Неясные воспоминания о моем дворянском происхождении поддерживали мою гордость, но это наваждение быстро рассеивалось, и у меня оставалось только одно – уважение к самой себе. Я бы никогда не осмелилась осквернить чистоту крови, текущей во мне. Закулисные интриги и посягательства, которым подвергаются актрисы, даже те, что не слишком хороши собой, внушали мне отвращение. Я вела почти монашескую жизнь, ибо, имея цель, повсюду можно сохранять целомудрие. Педант заменил мне отца, а Тиран, не раздумывая, свернул бы шею любому, кто осмелился бы прикоснуться ко мне или оскорбить меня словом. Хоть оба они и комедианты, но люди глубоко порядочные и в высшей степени честные. Им я в значительной мере обязана тем, что могу во всеуслышание назвать себя вашей дочерью. Горько лишь то, что я стала невольной причиной несчастья, постигшего вашего сына!
– Вам не в чем упрекнуть себя, дочь моя, ведь вам не была известна та тайна, которую раскрыло только внезапное стечение обстоятельств. Право, прочитав о чем-то подобном в книге, даже я счел бы это малоправдоподобным. Но знание того, что вы вернулись ко мне столь же достойной своего рода, как если бы никогда не подвергались превратностям актерской жизни и не принадлежали к низшему сословию, приносит мне великую радость, которая искупает скорбь от раны, нанесенной молодому герцогу. Выживет он или погибнет – вашей вины в этом нет. Более того, ваша добродетель не позволила ему совершить гнусное преступление. И довольно об этом. Скажите, дочь моя, кто был тот молодой человек, который, как мне показалось, руководил людьми, напавшими на замок, и ранил де Валломбреза? Вероятно, он тоже актер, хотя я не мог не отметить благородство его осанки и незаурядную отвагу.
– Да, отец, он актер, – зардевшись, ответила Изабелла. – Но, я думаю, что могу открыть вам его тайну, тем более что она уже известна герцогу. Под маской человека, носящего театральный псевдоним «капитан Фракасс», скрывается человек благородный, носящий в действительности древнее и славное имя.
– А! Я тоже кое-что слышал об этом, – кивнул принц. – Да и трудно представить, чтобы какой-то актер набрался смелости перечить герцогу де Валломбрезу и вступил с ним в единоборство. Для такого поступка нужна иная кровь. Лишь дворянин способен одолеть дворянина, подобно тому, как алмазы гранят алмазами.
Гордость принца была отчасти утешена мыслью о том, что его сын получил рану не от руки простолюдина. Таким образом, все становилось на места: стычка превращалась в дуэль между людьми одного сословия, да и повод был вполне серьезный.
– Как же зовут этого бесстрашного рыцаря, вашего верного защитника?
– Барон де Сигоньяк, – ответила Изабелла, и голос ее слегка дрогнул. – Я доверяю это имя вашему великодушию, ибо вы выше того, чтобы мстить за эту злополучную победу, о которой он и сам сожалеет.
– Де Сигоньяк… – Принц нахмурился, словно припоминая нечто полузабытое. – А ведь я считал этот род угасшим! Не из Гаскони ли он родом?
– Да, отец. Его замок расположен в окрестностях Дакса.
– Удивительно! Тогда он, должно быть, из тех Сигоньяков, в чьем гербе три золотых аиста! Это действительно древний род, восходящий ко временам Аквитанского герцогства. Паламед де Сигоньяк проявил высокую доблесть в Первом крестовом походе. А Рембо де Сигоньяка – вероятно, он-то и был отцом этого молодого человека – я знаю как близкого друга и соратника Генриха Четвертого, когда тот был королем Наварры. Однако он не последовал за Генрихом к Парижскому двору, потому что, по слухам, имения Сигоньяков пришли в совершенный упадок.
– Я сама была тому свидетельницей. Однажды наша труппа в поисках пристанища в дождливую ночь постучалась в ворота замка Сигоньяк. Там-то мы и обнаружили единственного сына барона Рембо, влачащего жалкое существование в полуразрушенной башне. Юность его бесцельно увядала. Мы убедили его покинуть эту обитель нищеты и скорби, чтобы он, затаившись там из гордости, попросту не умер голодной смертью. Мне никогда прежде не доводилось видеть такого терпеливого мужества перед лицом полной безысходности.
– Бедности не стоит стыдиться, – заметил принц. – Благородный человек, не утративший достоинства, всегда имеет надежду снова возвыситься. Но почему молодой барон в этих стесненных обстоятельствах не обратился к кому-нибудь из старых товарищей его отца по оружию или даже к самому королю?
– Нищета делает робким даже храбреца, а самолюбие сковывает предприимчивость, – ответила Изабелла. – Отправившись с бродячей труппой в Париж, барон надеялся на благоприятный случай, который может ему подвернуться, но, видимо, тщетно. А чтобы не быть никому в тягость, он выразил желание заменить на сцене одного из актеров, умершего в пути. Поскольку это амплуа требует исполнения ролей в маске, он решил, что это не ущемит его достоинство.
– За всеми этими перипетиями нетрудно угадать сердечную привязанность к некой особе, – добродушно улыбнувшись, заметил принц. – Но это не мое дело, я уверен в вашем благонравии, чтобы опасаться тайных воздыхателей. Да и отцом вашим я стал так недавно, что мне еще рановато читать вам нотации!
Изабелла ответила отцу взглядом, в котором светились только безупречная невинность и чистосердечие. Ни тени стыда или смущения не было на ее лице. Даже око самого Всевышнего не увидело бы в ее сердце ничего предосудительного.
В эту минуту попросил разрешения войти ученик мэтра Лорана, он принес добрые вести о здоровье де Валломбреза. Состояние раненого уже можно было считать вполне удовлетворительным: после приема снадобья, составленного врачом, произошел благодетельный перелом, и теперь мэтр Лоран мог уверенно поручиться за жизнь молодого герцога. Его выздоровление стало всего лишь делом времени…
