Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3
– Ничего не понимаю! – сказал хозяин.
– И я, – проговорил вслед за ним Гурвиль.
– Вы так хорошо видите пассажиров этой габары, хозяин, – попросил из своей каюты Фуке, – постарайтесь же, пока мы не удалились от них, описать их наружность.
– Мне казалось, что их там всего двое; теперь, однако, я вижу лишь одного.
– Каков он собой?
– Черноволосый, широкий в плечах человек с короткою шеей.
В этот момент темное облако закрыло собою солнце. Гурвиль, продолжавший смотреть, прикрыв рукою глаза, увидел то, что искал и, бросившись с палубы в каюту Фуке, произнес взволнованным голосом:
– Это Кольбер!
– Кольбер? – повторил Фуке. – Как странно! Нет, это никак не возможно!
– А я утверждаю, что это он, и никто иной; и он тоже узнал меня и скрылся в палатке, что на корме. Быть может, король посылает его, чтобы передать нам повеление возвратиться.
– В таком случае он подошел бы поближе, а не стоял бы неподвижно на месте. Что ему нужно?
– Он, должно быть, следит за нами.
– Я не люблю неясностей! – воскликнул Фуке. – Пойдем прямиком на него!
– О, не делайте этого, монсеньор, не останавливайтесь, молю вас; его габара полна вооруженных людей.
– Неужели вы думаете, что он арестует меня? Почему же он не делает этого?
– Монсеньор, я считаю, что идти навстречу чему бы то ни было, даже собственной гибели, – значит, уронить ваше достоинство.
– А терпеть, чтобы за тобой следили, как за преступником?
– Ничто не говорит о том, что за вами следят; немного терпения, монсеньор.
– Что же нам делать?
– Больше не останавливаться; вы плывете с такой быстротой исключительно из-за желания выполнить поскорее приказ короля. Придется налечь на весла. Скоро все выяснится.
– Это верно. Раз они продолжают стоять, поехали! Трогайте!
По знаку хозяина гребцы снова взялись за весла: подгоняемое дружными усилиями отдохнувших людей судно быстро понеслось по реке. Не успела габара Фуке отойти на сто шагов, как вторая, двенадцативесельная, также тронулась с места. Это состязание длилось весь день; расстояние между судами не уменьшалось и не увеличивалось.
Под вечер Фуке решил узнать намерения своего преследователя. Он приказал гребцам приблизиться к берегу, как бы затем, чтобы выйти на землю; габара Кольбера повторила маневр и поплыла наперерез к тому же самому берегу.
Случайно в том месте, в котором Фуке якобы имел намерение высадиться, конюх замка Ланже вел на поводу по цветущему прибрежному лугу трех лошадей. Должно быть, люди из двенадцативесельной габары подумали, что Фуке направляется к лошадям, приготовленным для его бегства, так как четверо или пятеро человек, вооруженных мушкетами, соскочили на берег.
Фуке, довольный тем, что принудил врага к демонстрации, принял это, как говорится, к сведению и велел продолжать плавание. Люди Кольбера возвратились на свое судно, и состязание между двумя габарами возобновилось с новым упорством.
Видя происходящее, Фуке почувствовал, что опасность совсем уже нависла над ним, и он едва слышно сказал пророческим тоном:
– Ну, Гурвиль, не говорил ли я за нашим последним ужином, не говорил ли я, что я накануне гибели?
– О, монсеньор!
– Эти два судна, следующие одно за другим и так упорно соревнующиеся друг с другом, как если бы Кольбер и я оспаривали между собой приз на гонках, не олицетворяют ли они две наши судьбы, и не думаешь ли ты, мой добрый Гурвиль, что одного из нас в Нанте ожидает крушение?
– Исход этой гонки, – возразил Гурвиль, – все же остается неясным; вы предстанете перед генеральными штатами, вы воочию покажете всем, что вы такое; ваше красноречие и ваши таланты послужат вам мечом и щитом, и вы сможете защищаться, а быть может, и победить. Бретонцы вас совершенно не знают; но пусть они познакомятся с вами, и ваша сторона возьмет верх. О, Кольберу нужно быть начеку, его габара может опрокинуться так же легко, как ваша! Обе они несутся с исключительной быстротой; его, правда, немного быстрее, чем ваша; посмотрим, какая из них первой потерпит крушение.
Фуке, взяв руку Гурвиля в свою, произнес:
– Друг мой, все уже заранее предрешено; вспомним пословицу: «Кто первее, тот и правее». Впрочем, Кольбер, надо думать, не имеет желания обогнать меня. Он человек в высшей степени осторожный, этот Кольбер.
Он оказался прав. Обе габары шли до самого Нанта, наблюдая одна за другой. Когда лодка Фуке подходила к пристани, Гурвиль все еще продолжал надеяться, что ему удастся тотчас же найти в Нанте убежище для Фуке и подготовить подставы на случай, если придется бежать.
Но у самого причала второе судно нагнало первое, и Кольбер, сойдя на берег, подошел к Фуке и поклонился ему с величайшим почтением. Этот поклон был настолько приметным и изъявления почтения настолько подчеркнутыми, что вокруг них на набережной сразу же собралась толпа.
Фуке полностью сохранял власть над собой; он понимал, что и в последние минуты его величия у него есть обязанности по отношению к себе самому и что ему не подобает забывать о своем достоинстве. Он считал, что если ему суждено упасть, то он должен упасть с такой высоты, чтобы его падение раздавило хоть кого-нибудь из врагов. Если рядом с ним г-н Кольбер, тем хуже для г-на Кольбера.
Подойдя к нему, суперинтендант спросил, презрительно сощурив глаза:
– Так это вы, господин Кольбер?
– Чтобы приветствовать вас, монсеньор.
– Вы были в этой габаре?
И он указал на пресловутое двенадцативесельное речное судно.
– Да, монсеньор.
– С двенадцатью гребцами? Какая роскошь, господин Кольбер. Некоторое время я склонен был думать, что это королева-мать или сам король.
– Монсеньор… – пробормотал Кольбер, лицо которого покрылось густой краской.
– Это путешествие недешево обойдется тем, кто за него платит, господин интендант, – продолжал Фуке. – Но в конце концов вы здесь, и это важнее всего. Вы видите, впрочем, что, несмотря на то что у меня было только восемь гребцов, я все же прибыл чуть раньше.
И он повернулся к нему спиной, оставив его в сомнении, заметила ли первая габара все увертки второй или нет. По крайней мере он не доставил Кольберу удовлетворения, какое мог бы доставить, если бы показал, что боится его.
Кольбер, на которого было вылито столько презрения, тем не менее не смутился.
– Я прибыл несколько позже, чем вы, монсеньор, – продолжал он, – потому что останавливался всякий раз, как вы останавливались.
– Почему же, господин Кольбер? – воскликнул Фуке, разгневанный такой дерзостью. – Почему же, ведь у вас было больше людей, почему вы не догнали и не перегнали меня?
– Из почтительности, – сказал интендант и поклонился до самой земли.
