Геннадий Андреев - Белый Бурхан
Парень удивленно уставился на Жамца:
— Для итого нам надо еще три пуда золота!
— Золото будет. Идите, Яим.
И тотчас круто повернулся к Оинчы, бледному как снег.
— Три пуда золота, Оинчы, ты должен вернуть мастерам.
— Я не брал золота! Я хотел, чтобы монет было больше, бурхан! К тому же золото при плавке выгорает и…
Жамц усмехнулся:
— Может, будем чеканить идамы вообще из глины?
Оинчы сделал шаг, отступая от Жамца, глаза которого прожигали его насквозь.
— Я отдал все свое золото, и его вывез Техтиек!
— А кто вывез три пуда золота отсюда?
Бурхан снова надвинулся на Оинчы. Тот еще отступил на шаг и встал на самом краю бома. Жамц молчал и смотрел на бывшего кама холодно и спокойно. Оинчы закрыл глаза. Он понял, что гнев бурхана прошел и тот принял решение…
— Кто тебе помогал, Оинчы? Назови имя.
Ноги старика дрогнули. Он покачнулся и стремительно полетел вниз, но его душераздирающий вопль оборвался быстрее, чем Жамц ожидал — разлом в горах, сделанный рекой, здесь был очень глубоким. Что-то остановило падение бывшего кама и сократило его нелепую жизнь. Прибежал запыхавшийся и взволнованный Диман:
— Мастера недовольны, бурхан! Яим сказал, что вы приказали переплавить все отчеканенные монеты заново!
— Монеты Оинчы нам не нужны… Вызывайте выстрелом Азулая! Я отправлю его за золотом.
Кураган пел перед гостями по их просьбе. Но пел не то, что хотела душа, а старинные черчеки о солнечных книгах, которые погубил сильный дождь. Их намокшие листы слиплись и никто теперь не может раскрыть эти книги и прочитать их божественные знаки, несущие людям правду. Такие же знаки есть на скале Кок-Кан, других скалах-бичекту Катуни, но люди забыли, о чем они говорят. Только самые мудрые могут их понять, но и мудрых людей в горах становится все меньше — их убивают голод и стражники, их имена умирают в памяти родственников, их кости растаскиваются черными птицами смерти… Потому и нет правды в горах Алтая, что из них ушла мудрость, погубленная глупыми людьми…
Ыныбас, Чочуш и Техтиек слушали кайчи молча, не обращая внимания на его хриплый голос. Кураган где-то простудился, да это и не мудрено — погода в последние дни менялась постоянно.
Кайчи закончил свою грустную песню и начал гулко кашлять в кулак, хрипя всей грудью и поматывая головой. Отец молча подал ему пиалу с горячим чаем.
Чочуш потянулся к топшуру Курагана:
— Можно, кайчи, теперь я спою свою песню для тебя?
Кураган рассеянно кивнул, потом удивленно уставился на гостя. Ыныбас и Техтиек переглянулись: не поторопился ли Чочуш?
— Ты тоже кайчи?
— Я другой кайчи, — вздохнул Чочуш. — Я почти не помню легенд и не люблю их. Я пою совсем другие песни. Песни, за которые русские полицейские могут посадить в Кузнецкий острог!
Кураган допил чай, улыбнулся:
— Я тоже пел такие песни. Потом дядя Яшканчи сжег мой топшур, а Доможак подарил новый… Все деньги свои истратил, даже семье никаких подарков не купил…
Чочуш наморщил лоб: имя Доможака было ему знакомо. Но тот человек жил слишком далеко отсюда, чтобы Кураган мог его знать! И хотя имена и фамилии на Алтае повторяются редко, исключения из этого правила бывают…
Изумленно смотрел на Курагана и Ыныбас:
— Ты знаешь Яшканчи?
— Да, он друг моего отца…
А Чочуш уже перебирал струны, прислушиваясь к той мелодии и словам, что медленно рождались в нем.
За высокими горами снежными,За далекими облаками белыми,Три страны лежат неизвестныеИмя первой страны — Беловодия,Вторую страну зовут Шамбала,А третья страна — страна Ойротия!
Насторожившийся было Кураган успокоился: этот гость не сломает топшур и не сунет его в очаг! Уже по тому, как человек берет в руки инструмент, можно узнать — кайчи он или нет. Гость был настоящий кайчи! Это и радовало Курагана, и смущало: другому кайчи Кураган еще никогда не пел своих песен!
Эти три страны небом созданы,Для счастливых людей и для праведных!Не садись на кошму, а садись на коняИ — лети в ту страну, что зовет тебя!Имя первой страны — Беловодия,Вторую страну зовут Шамбала,А третья страна — страна Ойротия!Но сейчас они все в одну слились,И Бурхан в ней бог, а Ойрот в ней хан![171]
— Вот это — песня! — вздохнул Кураган, восторженно глядя на незнакомого ему кайчи. — Я могу ее петь другим людям?
— Можешь! — кивнул Чочуш, возвращая топшур. — Но у тебя есть свои песни про Белого Бурхана и хана Ойрота… Спой, кайчи!
Сабалдаю очень не хотелось отпускать гостей, но Ыныбас уже поднялся, и отец Курагана сам вызвался проводить их до ближайшего перевала, указать короткую и безопасную дорогу Ыныбасу к урочищам Бежельбик и Бобучак, объяснить Техтиеку, как удобнее проехать отсюда на Чергу, где найти слепого старика-кайчи, который нужен Чочушу. И хотя гости не признались старику, что они посланники самого Белого Бурхана и один из них хан Ойрот, Сабалдай легко сообразил, что они не простые алтайцы — много знали, были требовательны и щедры, вежливы и любопытны. Последнее в горах встречается не часто…
— Мы возьмем с собой Курагана, — улыбнулся Ыныбас, — ему будет полезно послушать других кайчи!
— Воля гостей — закон, — вздохнул старик. — Но берегите его, я не хочу, чтобы он попал в тюрьму к русским!
…Если бурей повалило дерево-умрет старик, если тоненький ствол переломило, как сухую травинку, смерть ожидает парня. А здесь бурелом был на славу! Сколько же народа погубила в холодных и дымных аилах непогода, упавшая вдруг неизвестно откуда так стремительно, что Техтиек и Чочуш едва успели прижаться к скале, притиснув крупами своих коней низкорослую лошаденку Курагана.
Выли и стонали горы, с сухим треском ломались деревья, сверху, из лилово-черных туч, сыпались камни величиной в конскую голову и с грохотом раскалывались у самых ног оцепеневших путников, заставляя вспомнить и страшного в гневе хана Эрлика, и беспощадного в своем неистовстве горного духа Ту-Эези, на обо которого, что осталось за поворотом тропы, они не удосужились положить хотя бы по песчинке…
Все прекратилось так же внезапно, как и началось.
Техтиек, за ним Чочуш и Кураган вышли из укрытия и замерли в изумлении: где вилась широкая, хорошо пробитая тропа, лежали сплошные завалы из каменных глыб и исковерканных деревьев.
— Хорошо поработали горные духи! — вырвалось у Курагана.
