Месть Богов - Сергей Анатольевич Шаповалов
– Вспомни, о чем он тебя спрашивал, – вдруг заинтересовался Хемиша.
– Вспомни! Легко сказать, что-то… – Фазарука от удивления сам чуть не свалился со скамейки. – Постой же! Он спросил про племена Хауси.
– Ну! – взревел Хемиша. – Где нож!
– Я ношу его с собой. – Фазарука вынул из-за пояса тонкий кинжал и положил его на стол. Обыкновенный бронзовый нож с обоюдоострым лезвием. Ножны с незатейливым узором. Костяная рукоять с головой оленя. Хемиша дрожащими руками положил на стол другой точь-в-точь такой же кинжал.
– Что это? – в один голос воскликнули Цула и Фазарука.
– Это кинжал моего брата, – сквозь стиснутые зубы ответил Хемиша. Он еле себя сдерживал, чтоб не разрыдаться, как ребенок.
– Но то был ассирийский воин в высоком чине, – возразил Фазарука. – У него все доспехи украшали позолоченные пластины.
– Это он, – твердо повторил Хемиша. – Вот здесь на лезвии, – он обнажил кинжал, – видите, еле заметная надпись. Она гласит: «Аллунита, сын племени Хауси. Мне покровительствует Еникей».
– Значит, твой брат жив! Ты должен радоваться, а в твоих глазах слезы, – удивился Цула.
– Он отдал кинжал, – горестно произнес Хемиша. – Он знал, что рано или поздно кинжал попадет в мои руки. Аллунита грустит о родине. Тоска невыносимая. Если воин Хауси расстался с кинжалом или с поясом Еникея, значит – он готовится к смерти.
– Да что ты такое говоришь! – возмутился Фазарука.
– Это так. У каждого воина Хауси есть кинжал, пояс и амулет из черного камня. Воин носит все это с самого рождения. Если что-нибудь утеряешь – Еникей наказывает смертью.
5
Наутро вершины Бычьих гор поседели от снега. В тот же день Старший кантикини объявил начало праздника Нунтариясхи. Хатти зашумела, радуясь наступлению последнего праздника лета. Ведь скоро начнутся холода, и потянутся однообразные короткие хмурые дни и длинные вечера.
Последний праздник теплого сезона справляли особенно пышно и весело. В первый день длинная разукрашенная процессия выехала из Хаттусы и направилась в город Катабе. Там состоялось праздничное Большое Собрание и великолепный пир. На следующий день старший сын Суппилулиумы, он же наследник престола, Арнуванда совершил долгий ритуал для хаттского божества защиты Цитхаррии. Он принес ему щедрые дары полей и садов, а также многочисленные жертвы: быков, баранов, птиц. Третий день вся Хатти совершала обряды с жертвоприношениями для Бога Грозы. Вечером Арнуванда отправился с символом Цитхаррия в долгую поездку к городу Хакмару, а оттуда в город Татасуну.
На четвертый день с восходом Бога Солнца лабарна и таваннанна в сопровождении знати оправились вдоль излучины великой реки Марассантии по городам: Тахурна, Арина, Татисга, Харан, Цапланда, Катепу. В каждом городе проходили праздничные богослужения и веселые пиры. До самого утра не смолкала музыка. Землепашцы и пастухи, покончив с делами, стекались в города, чтобы присоединиться к веселью и воздать должное Богам. Из Катепу путь правителя лежал обратно в Хаттусу.
Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные нежные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться после столь продолжительных праздников.
– Я устала от дороги, – пожаловалась Фыракдыне лабарне, – и девочки мои утомились.
– Выпей немного охлажденного вина. Оно прибавит силы, – предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.
– Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, – ответила таваннанна, обиженно надув губы.
– Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.
– Пожалуй, из-за моего каприза не стоит останавливаться. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.
– Хорошо. Но не долго, – разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.
– Я очень быстро, – пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.
Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.
Таваннанна выбрала удобное место для купания: кусок песчаного берега, со всех сторон окруженный высокой травой и зарослями камыша. Мешеди расположились широким полукругом и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали правительнице наслаждаться.
Фыракдыне с удовольствием скинула отяжелевшую за день хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Фыракдыне, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.
На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и разноцветные накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна была больше любить братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому, не как к обузе. Ее почти никогда не наказывали за шалости и частенько баловали сладостями.
Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.
Девушки из свиты таваннанны скинули хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороги, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался звонкий смех.
Таваннанна с сожалением заметила, как огненный шар прячется за горы. Фыракдыне неохотно вышла из воды, подставляя тело ласковому ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и надели чистую хубику. Она взошла в колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони потихоньку побрели по песку.
Вдруг в зарослях залились свирепым лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Здоровый секач выскочил на берег прямо перед колесницей
