Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Ох, дурак! – подумал про себя Захарьин. – Молод еще митрополитом-то быть. И зачем только князь тебя возвысил? Не за ум, а за преданность собачью, так исполняй волю княжескую, пес! – Но вслух сказал другое, степенное:

- Видя неплодство из чрева своего, Соломония сама ведает, что ныне ей в монастыре обитать надобно, где за государя своего молиться будет, и за потомство его с новой женой. Да и Шигона…, - на дворецкого посмотрел, чтоб опять вмешался, - с тобой поедет, проследит, чтоб все, как надобно свершилось.

Поджогин кивнул:

- Не сомневайся, государь, все исполним.

Теперь все трое смотрели на Василия. Его слово должно было быть последним. Великий князь понимал это, но молчал, оттягивал, знал – сорвется слово, назад не воротишь. Всматривался в лица ближайших своих советников. Захарьин смотрел на Василия спокойно, даже безразлично как-то, мол, дело решенное. Шигона, распахнув глаза, улыбался краем рта, подбадривал, давай, мол, государь. Один лишь митрополит смиренно опустил пушистые ресницы, поймав взгляд великокняжеский. Еще больше зарделся румянцем, но головой чуть заметно кивал – все так, все так. Василий решился, наконец:

- Делайте! – и заторопился на выход, - Я в храм, молиться пойду! – крикнул уже на пороге.

- Погоди, государь! – Захарьин не побоялся остановить великого князя. Василий недоумевающе застыл почти у дверей – дескать, ну чего еще-то?

- Не гневись на раба своего верного, но дослушай. – Продолжил боярин. – Пока в храме будешь, вели лошадей запрягать, всем объяви, что на богомолье едите, да с владыкой вместе и выезжайте. Как заставы минуете, то пускай митрополит наш один далее едет, а ты, государь, сам волен решать, только несколько дней не должно быть тебя в Москве.

- Будь по-твоему! – Василий был на все согласен, лишь бы сейчас его оставили в покое. Махнув всем рукой на прощанье, великий князь вышел.

Шигона развернулся к митрополиту:

- Отправляйся, владыка, в Суздаль, готовьте все к постригу, да меня там встречайте. Я же к княгине, объявлю ей волю государеву и под крепким караулом привезу.

Захарьин невозмутимо продолжил:

- Ну а я покамесь невестами озабочусь.

- Эк! Свезло же тебе Михаил Юрьевич, самое сладкое себе оставил. – Не удержался, съязвил Поджогин, осклабясь.

- Пустое мелешь, Иван Юрьевич, стар я на девок засматриваться. Здесь другое важно – дабы партия та подходящей и нам была и по нраву княжескому. – Отмахнулся от него Захарьин.

- Это верно! – задумался Поджогин и улыбка сползла с его лица. Обсуждали они уже не раз, что давно пора избавиться от Соломонии, другую сыскать невесту. Да и кандидатура уже выбрана ими. Больше для митрополита словами перебрасывались.

- Ты, Иван Юрьевич, о недовольных подумай, ибо такие тут же сыщутся. Да и ты, владыка митрополит, пораскинь мозгами, кто из клира твоего зачнет восставать. Ведь и сам ведаешь, когда муж жену в монастырь отправляет, сам-то тоже должен сей мир оставить.

Митрополит, воспрявший было, опять опечалился, сморщил лицо румяное:

- Старец Вассиан Патрикеев точно осудит, прелюбой обзовет, согрешением.

- Мы этих старцев… - Шигона кулак крепко сжал и поднес к холеному лицу владыки, - и нету! – Ладонь раскрыл и как пыль с нее сдул.

- Вот и озаботься этим! Не одни ж крестцы собирать . – Строго произнес Захарьин. Митрополит сразу засобирался:

- Ну так я пойду, пожалуй.

- С Богом, святой отец! – напутствовали его.

- Упроси князя, владыка, чтоб лошадей тебе оставил с княжеской конюшни. – Вдруг вспомнил Поджогин.

- Это зачем? – Не понял митрополит. – Мои лошади не хуже княжеских.

- Затем, что ни одна живая душа не должна знать, что в Суздаль ты без князя приедешь. – Жестко припечатал дворецкий.

- Верно молвишь! – Согласился с ним Захарьин.

Митрополит кивнул, перекрестился и вышел.

Шигона тоже не стал мешкать:

- Я за людьми, и к княгине! Обрадую!

- Ну а я… сам знаешь к кому… - многозначительно посмотрел на него Захарьин.

Шигона кивнул и выскользнул из покоев. За ними неторопливо побрел и Захарьин.

Глава 7. Развод по-царски.

Поджогин стремительно и по-кошачьи бесшумно прошел на женскую половину дворца. Перед дверями княгини Соломонии задержался. Брови сдвинул, ус закусил, смотрел перед собой зло и напряженно – обдумывал.

Тяжелое полотнище скрипнуло, девка княгинина выглянула, посмотрела вопросительно. Мысли Шигоны еще метались, но план вырисовывался:

- Без шума вывезти, по дороге вида не подавать, а вот в монастыре… - здесь взгляд дворецкого уткнулся в девку по-прежнему смотревшую на него в ожидании.

- Брысь! – прошипел по-змеиному. Мешала.

Та фыркнула обиженно, разом отвернулась и пропала, плотно захлопнув за собой дверь.

- Пофыркаешь мне ужо… - промелькнуло в голове, Шигона взялся за ручку. Лицо разгладилось, дворецкого было не узнать – всем своим видом выражал почтение и добродушие. Потянул на себя и смело шагнул за порог.

Давешняя девка поджидала его. Ее карие глаза смотрели на Поджогина настороженно, но высокомерно, даже насмешливо.

- Ах, ты… - чуть не задохнулся про себя от злости, но сдержался, взор к полу опустил, произнес елейно, почти нараспев. – Передай княгине, что с великокняжеской волей пожаловал к ней. – И даже голову склонил в почтении.

Девка ничего не сказала, только снова хмыкнула, но удалилась.

Шигона поднял глаза и посмотрел ей в спину, провожая взглядом. Про себя подумал:

- Погодь немного, будешь еще под плетью выть, вспоминать, как свысока пялилась на меня. Сперва выпорю, а после воям отдам – пусть потешаться, а затем… камень на шею, да в реку.

В ожидании княгини Поджогин прошел к окну, во двор выглянул. Видел, как челядь суетилась, лошадей запрягали, воины оружием бряцали – дело обычное, князь с княгиней к отъезду готовиться. Мысли Шигоны по-прежнему занимала девка:

- Ясно, что не дворовая, но все равно из худородных, как и сама Соломония. Даром, что Василий на ней женился, родня сабуровская так и поперла, думала осчастливит. Князь-то не слишком их жаловал…

- С чем пожаловал, Иван Юрьевич? – Услышал Поджогин голос княгини, повернулся, поклонился быстро.

- Храни тебя Бог, княгиня! – дворецкий не разгибал спину, застыв в поклоне.

- Полноте, Иван Юрьевич, хватит поклоны бить, не тяни, сказывай, с чем послал тебя князь Василий. – Речь княгини лилась величаво и неторопливо, но уловил в ней Поджогин тревожные нотки.

– А-а-а, - подумал, - чует что-то… - но распрямился послушно, глядел открыто, без лукавства. Хороша была княгиня… в самом соку женском. Волосы жгучие, как смола, упрятаны под кикой жемчугами расшитой, лицо белое, глаза карие, почти черные – кровь татарская в них, да в волосах видна, но распахнуты широко, без узости азиатской. Одета скромно, но сукно-то дорогое, немецкое, да пальцы сверкают каменьями перстней. Княгиня великая, одним словом.

- Великий князь и государь наш велел кланяться тебе княгиня.., - начал было дворецкий, собираясь вновь переломиться в поклоне, но Соломония перебила его в нетерпении:

- Я же молвлю тебе, полноте, Иван Юрьевич, бить челом попусту!

Круглое лицо ее раскраснелось, не от гнева, от волнения. Пальцы нервно крутили кольца, а глаза жгучие так и впились в дворецкого.

- На богомолье зовет тебя великий князь! – Шигона взмахнул рукавами в стороны – вот, дескать, и все.

- На богомолье… - повторила за ним княгиня с явным облегчением, взор отвела в сторону. Высокая грудь поднялась и опустилась с выдохом глубоким. – А что ж сам-то не зашел, сам не сказал? – Вновь взглянула на дворецкого, уже не скрывая тревоги.

Поджогин улыбнулся широко:

- Сам уже в путь собирается, вон выгляни в окно, посмотри, как челядь бегает.

Княгиня подошла к окну, выглянула:

- Что так поспешно, Иван Юрьевич? Почто меня не ждет?

- То не ведомо мне. – пожал плечами дворецкий. – Сказано лишь сопровождать тебя, княгинюшка.