Пиастры, ром и черная метка! - Игорь Александрович Шенгальц
— Хочу вас предупредить, чтобы не случилось недоразумения — я слегка владею германским наречием, — предупредил де Кардос. — Поэтому если вы когда-то пожелаете сказать нечто, не предназначенное для моих ушей, лучше говорите на французском. Терпеть не могу этот язык! Как, впрочем, и народец.
— Правильно, — охотно поддержал разговор Вебер, — то ли дело прекрасный германский! Послушайте только, насколько величественно звучит: "Айн шённер шметтерлинг ист цвишен дэн цартен лилиен фершевунден!"
Голос его был низкий, хриплый и звучал невероятно внушительно.
— Клянусь, — восхитился Васко, — я не удивлюсь, если этой фразой вы вызвали дьявола и через минуту он войдет в эти комнаты! К сожалению, я не настолько хорошо владею языком, чтобы сходу перевести…
Максим улыбнулся. Он сидел за столом напротив Ганса, но не пил и не ел, не было аппетита.
— Это всего лишь означает: «Красивая бабочка исчезла между нежных цветов лилии», — пояснил он.
(Прим. автора) Кому интересно, немецкое написание выглядит так: Ein schöner Schmetterling ist zwischen den zarten Lilien verschwunden.
Ганс заржал, как лошадь.
— Я постараюсь заучить это наизусть! — пообещал Васко. — И в следующий раз произнесу, когда буду объясняться в любви очередной красавице. Успех буде мне обеспечен! Ни одна девушка не переживет подобное и просто рухнет в мои объятия, а мне останется лишь подхватить бездыханное тело.
— И использовать по назначению! Вы мастер, дон Васко, — похвалил его Ганс, откусывая огромной кусок жареной свиной ноги. — Учитесь, хозяин, как с девками обращаться надо! Поймал и имей, пока дышит! А то вы вечно тянете осла за яйца…
— Придержи-ка язык! — оборвал его Макс, пока германец не принялся более подробно развивать тему.
— Запомните, молодые господа, вы оба, — Вебер наставительно поднял вверх палец, с которого капал жир, — девки нам даны для счастья, а счастья не может быть много! Поэтому, если есть шанс закрутить с девкой, используйте его! Второго может и не представиться…
Де Кардос одобрительно захлопал в ладоши.
— Да вы настоящий философ-теоретик, Вебер!
— Я — практик, — покачал головой Ганс, поднимаясь из-за стола и вытирая жирные руки о штаны. — Слабый мужчина сделает женщину своей правой рукой, сильный мужчина сделает правую руку своей женщиной! Пойду-ка отолью… заодно пропердеться надо! Поссать без пука, как поесть мясо без лука!
— Только не забывай, — поморщился Макс, хоть и давно привыкший к манерам грубого германца, но все равно их не приемлющий, — что ты клялся не лезть к местным сеньоритам!
— Зуб даю! — широко ухмыльнулся Вебер. Видно было, что некоторое количество зубов у него уже отсутствовало, так что клятва выглядела весьма ненадежной.
Он вышел из помещения, и Максим не поленился подняться и запереть за ним засов, а потом сел обратно за стол и начал заряжать пистоли, прихваченные на фрегате Мендоса. Процесс этот был не сложный, но требовал определенного внимания.
— Дон Хьюго, — испанец, внимательно наблюдавший за его действиями, нахмурился, — думаете, они придут уже сегодня?
— Вызова на дуэль не будет, это точно. Я оскорбил его самым вульгарным способом, и Эстебан не будет действовать по кодексу чести. Думаю, вам и Гансу ничего не грозит — вы лишь свидетели, а вот на мне он попытается отыграться по полной, чтобы восстановить уважение в глазах своих людей. Одно дело — имя, оно дается по праву рождения, а совсем другое — реальный авторитет — его приобретают. И даже если дон Эстебан туп, как пробка, он должен это понимать. Уничтожить меня — дело его чести!
Все это Максим произнес, даже особо не размышляя, откуда у него появились подобные мысли. Что-то от Валленштейна, что-то из собственного опыта. Все слилось в единый блок знаний и умений, и в дальнейшем он уже решил не разделять два сознания по составляющим, иначе, и свихнуться не долго. Вот только одна деталь — до сих пор он называл себя прежним именем, Максим. Ново приобретенное стало для него своего рода «ником» — псевдонимом, но чем дольше, тем больше он отождествлял себя с Хьюго.
— Но вы говорите об этом спокойно?
— А что мне делать, дон Васко? Бежать в джунгли? Я не продержусь там в одиночку и пары суток без припасов и надежных провожатых. Да и не к лицу благородному человеку бегать от проблем. Будем надеяться, что я ошибаюсь в доне Эстебане, и он все же решится на дуэль, тогда я просто убью его и дело кончено.
— Что бы ни случилось, я с вами. Вы спасли меня от… хм… грррр… — Кардос воскресил в памяти позорные мгновения и его чуть было не стошнило от отвращения. Но он справился, откашлялся и продолжил: — Я уже говорил это, но могу повторить миллион раз — я навеки ваш друг, можете располагать мной!
— Благодарю!
Васко деловито начал ходить по комнате туда и обратно, заведя руки за спину. В эти мгновения он был похож на ученую цаплю.
— Нужно идти к алькальде и все ему рассказать. Он поможет!
— Дождемся вечера. Де Мендос обещал прибыть в город после обеда и поговорить с алькальдом. Быть может, он сумеет чем-то помочь в этой истории.
— Вы правы, так и поступим.
Кардос прошел в угол комнаты и откинул в сторону кусок ткани, прикрывавший некий высокий и крупный предмет.
— Ба! Поглядите-ка, да тут настоящее зеркало! Венецианское! Вы знаете, что подобное зеркало еще совсем недавно стоило, как целый корабль или поместье?! Но лет двадцать назад несколько венецианских мастеров тайно бежали в Париж — а ведь им запрещено было покидать Венецию, а за теми, кто нарушал приказ, посылали убийц. Но они бежали, и великий секрет производства был раскрыт. Теперь подобное зеркало может позволить себе каждый плебей. Эх, я бы повесил этих предателей-зеркальщиков, не раздумывая. Такую тайну продали, собаки итальянские!..
Максим с любопытством подошел ближе.
Это было крупное стоячее зеркало в резной деревянной раме, с подпорками для удержания равновесия позади. На вид оно было достаточно старым, так что вполне могло принадлежать
