Виктория Дьякова - Маркиза Бонопарта

Одинокая русская пушка стреляла по французам, наводившим на Днепре переправу. Поморщившись, император повернулся и приказал Коленкуру немедленно позвать артиллеристов: пусть втащат в церковь два орудия! Приказ исполнили, и Арман лично навел их. Вскоре русская пушка замолчала.

Указав расположить штаб в доме смоленского губернатора, император сразу направился туда. В березовой аллее, окружавшей резиденцию, уже расставила палатки старая гвардия – она встретила Бонапарта приветственными криками и пением «Марсельезы».

В комнатах губернатора слышался повелительный голос Рустана, готовящего для императора постель и рабочие апартаменты. Едва тихий императорский секретарь поставил на большом письменном столе походный чернильный прибор, Наполеон, как всегда не дожидаясь, пока все приведут в порядок, сел за письма. Первой – так уж повелось с давней итальянской кампании, – он написал Жозефине. Потом – несколько писем своим министрам. Призвав Коленкура, император приказал ему сочинить что-нибудь для Марии-Луизы и ее батюшки в Вену, а сам, скинув сюртук, отправился спать.

Озадаченный поручением императора, Арман вышел в приемную, где все еще хозяйничал неутомимый Рустан.

Здесь Коленкура и нашел Дюрок. Вбежав в приемную, он знаком попросил Армана подойти ближе. Запыленное лицо Жерара выражало тревогу. Когда Арман приблизился, Дюрок сразу же сообщил:

– Маркиза де Траиль исчезла. – И встретив изумленный взгляд Коленкура, пояснил: – Она отправилась к реке, одна, и не вернулась в лагерь. Мы искали – Анжелики нигде нет. Похоже, ее похитили. Или убили. Казаки.

– Казаки?! – воскликнул Арман. – Откуда?!

– Командир польских улан, расположившихся неподалеку, сообщил мне, что их, пожалуй, с сотню переправилось через Днепр. Пронеслись ураганом и, наведя панику, уплыли к своим.

Рассеянно вертя в руках письма, только что врученные ему Наполеоном для отправки, Коленкур бессильно опустился в кресло, оставленное Рустаном посреди приемной. Арману не хотелось верить словам Дюрока. Но к вечеру того же дня ему ничего больше не оставалось – маркиза Анжелика так и не появилась в ставке императора. Как выяснилось, граф де Сегюр последним видел ее у того самого оврага, где немногим позже как раз и высадились русские казаки.

Глава 4. «Народной веры глас»

Стояла страшная жара, редко перебиваемая грозами и ливнями. Двигаясь днем и ночью, русская армия, стараясь сбить со следа неприятеля, пробивалась лесными трущобами и топями. Тучи комаров и москитов изнуряли людей. Неприятельская кавалерия следовала за русскими по пятам – стычки казаков и гусар с французами происходили ежедневно.

Желая показать пример приунывшим солдатам, князь Петр Иванович Багратион, в парадном мундире, при орденах, встал рядом со знаменосцем Московского полка и продолжал идти в пешем строю. Вся свита князя последовала за ним. Поддерживая тех, кто уже утратил надежду, князь громко говорил:

– Братцы! Чудо-богатыри мои, тридцать лет я с вами, а вы со мной. Вспомним суворовские марши! Потяжелей нам приходилось, а видел ли кто русского солдата унылым?

И войска отзывались на слова любимого командира с теплотой, ускоряя шаг:

– Не было таких и не будет, ваше сиятельство! Выдюжим, Петр Иваныч, ты не сумлевайся! – И тут же спрашивали тихомолком: – А когда ж долбанем француза, а? Петр Иванович? Сколько ж будет водить лесами нас немец-то?

Под «немцем» армия подразумевала военного министра России Барклая де Толли, которому не доверяла. Багратион и сам недолюбливал всегда невозмутимого и немного грустного лифляндца, не одобрял его тактики заманивания противника, хотя и соглашался, что иного выхода у военного министра не было. Смирив гордыню, тот первым поехал к Барклаю в Смоленске, когда две русские армии соединились, хоть и имел звание выше. Барклай оценил этот жест, хотя взаимопонимания он не прибавил: Багратион требовал наступления, а Барклай опять тянул назад. Скрепя сердце Петр Иванович подчинился – угроза оказаться в неприятельском мешке стала ему очевидна после совершенных Бонапартом маневров. Смоленск отдали после ожесточенной битвы, и снова потянулись долгие версты отступления.

Наконец, дойдя до местечка Царево Займище, князь Петр Иванович приказал армии остановиться – как и все прочие он осознавал очевидную необходимость предоставить солдатам краткий отдых. В тесной крестьянской горнице, топившейся по-черному, Багратион, сжав губы, склонился над картой. Он глубоко задумался – положение представлялось ему опасным.

Прозвенев шпорами на крыльце, в штаб Второй армии вошел генерал Милорадович – давний соратник и друг князя. В руке он держал только что полученное письмо от княгини Орловой:

– Посыльный от Аннушки прискакал, из Петербурга, – сообщил с ходу, – пишет, совет собирает император, чтоб о командующем дело порешить. Надоела уж всем неразбериха. Тебе, Петр Иванович, сестрица императорская Екатерина Павловна поклон шлет. Хлопочет о транспорте санитарном. Вот уже пожертвования собрали – прибудут скоро.

На скамейке у остывшей печки, укрывшись попоной, прикорнул младший сын генерала Раевского Николенька, утомился. Но услышав голос Милорадовича, мальчик вскочил, радостный, – знал Михаила Андреевича с детства, помнил, как учил тот его деревянной сабелькой лопухи на огороде рубить.

– Я в сражении, в сражении был! – сообщил радостно, протирая глаза кулачком. От сна он разрумянился, посвежел.

Милорадович присел перед ним на корточки, погладил кудрявую голову:

– Слышал, слышал о подвигах твоих. Зачем же батюшка водил тебя в дело-то?

– Чтобы за Россию умереть вместе, ваше сиятельство, – просто ответил мальчик. Милорадович молча прижал голову Николеньки к своей груди.

– Нам необходимы самые подробные сведения о передвижениях французов, – проговорил Багратион, все так же глядя на карту. – Я поручал Платову постараться захватить «языков». Но французские уланы отрезали наш арьергард, и теперь Платов пробивается с боем. Надо послать кого-то к нему… – Подойдя к сеням, где расположился его штаб, командующий приказал начальнику штаба, обрусевшему французу Сен-При: – Позовите ко мне кого-нибудь из адъютантов!

Через несколько мгновений перед командующим предстал молодой гусарский офицер в коричневом мундире ахтырцев. В руках его поблескивал золочеными шнурами кивер.

– Ротмистр Анненков, ваше сиятельство, – бодро доложил он.

Багратион с улыбкой кивнул своему любимцу.

– Поедете к Платову, Алексей Александрович, – проговорил он. – Возьмите людей из своего полка – по дороге можете наткнуться на французов. Все сведения, которые удалось собрать казакам о передвижениях наполеоновских войск, сегодня же, до конца дня – ко мне.