Николь Галланд - Месть розы
— Николас, это дамы моего дома, — с оттенком гордости сказал Виллем. — Наша мать, Мария, и моя сестра и подопечная Линор. Сударыни, это Николас из Швабии, посланец великого императора.
Прежде чем лечь спать этой ночью, он послал им краткое сообщение о потрясающих новостях и золотую печать со свитка. К данному моменту Линор сумела справиться со своим волнением.
Николас поклонился сначала матери, потом дочери. Они присели в реверансе, опустив взгляд.
— Это большая честь для меня, — вкрадчиво произнес Николас, — быть приглашенным в ваши личные апартаменты.
Линор улыбнулась и заговорила на превосходном аристократическом немецком, на чем всегда настаивал Жуглет.
— Это для нас честь принимать вас. Здесь, у себя, мы редко видим гостей. Мой брат известен тем, что очень бережно охраняет нас.
— Это превосходно характеризует как его, так и вас. Тем приятнее для меня оказаться здесь.
Николас снова поклонился.
— Все, чем я владею, в распоряжении императора, — горячо откликнулся Виллем.
— Уверен, этого император от вас не потребует, — любезно ответил Николас. — Но ему было бы приятно обнаружить такую преданность, в особенности в этом уголке империи.
— Не посидите ли с нами?
Линор протянула ему изящную руку.
На ней был один из ее любимых нарядов, сшитый из ярко-зеленой ткани, изготавливаемой в Генте, — подарок какого-то фламандского рыцаря, чье имя она даже не потрудилась запомнить. Рукава расширялись к запястьям и замысловато, даже чуть нелепо ниспадали изящными складками почти до пола. Что-либо делать в таком одеянии — даже вышивать — было довольно затруднительно, но сегодня Линор это мало волновало, поскольку туника как нельзя удачно подчеркивала зеленый цвет ее глаз. Николас улыбнулся, склонил голову и поцеловал протянутую руку, не коснувшись ее ни пальцами, ни губами.
— Пожалуйста, займите мое место. — Линор указала на сиденье с лежащей на нем подушкой. — Не желаете ли освежиться? У нас превосходные вина. Лизель, — обратилась она к служанке, даже не взглянув в ее сторону, — принеси графин и кубок для нашего гостя.
Девушка без единого слова вышла.
— Как прошло ваше путешествие? — продолжала Линор, опустившись на парчовую подушку у ног Николаса, в скромной позе, которая тем не менее сознательно открывала обозрению верхнюю часть платья и то, что находилось под ним.
Николас, привыкший к подобным ухищрениям при дворе Конрада, где он сталкивался с гораздо более откровенным поведением, тем не менее был очарован ее кокетством.
— Без каких-либо происшествий, то есть очень хорошо, благодарю вас. — Он огляделся. — Ваша комната прекрасно обставлена, моя госпожа.
Линор улыбнулась.
— Спасибо. Здесь почти все — подарки от наших друзей. В клетках, конечно, поначалу были птицы, но я отпустила их на свободу. Мне больно видеть живые создания в клетках.
Она бросила на брата быстрый многозначительный взгляд и, снова обратив все внимание на Николаса, с доверительной улыбкой указала на одну из постелей.
— А это дар господина из Оксона, который ухаживал за мной, хотя и был женат. Мой брат не хотел принимать такое подношение и настаивал, чтобы тот забрал его обратно, но на следующий день его светлость был убит на турнире. Мы отдали постель нашей матери, считая, что для меня спать в ней было бы не совсем уместно.
— Очень разумно, моя госпожа, — улыбнулся Николас. Он кивнул в угол, где на эмалированном столике — почти как на алтаре — лежал старый фидель.[3] Под струнами, между плоской подставкой и грифом, проступало уже поблекшее изображение императорского орла. — Вы музицируете?
— Я, конечно, играю на псалтерии,[4] — небрежно обронила она, но потом заметила, куда был устремлен его взгляд, и улыбнулась. — А-а, да, этот фидель. Его оставил менестрель, который пытался научить меня играть на нем. Его патрон подарил ему другой, гораздо лучше. Но боюсь, к этому у меня нет способностей.
— Однако моя сестра прекрасно поет, — вмешался в разговор Виллем. — Линор, не доставишь ли удовольствие нашему гостю?
— Подумай, какую жизнь он ведет, Виллем. — Линор махнула рукой, как бы считая эту идею не стоящей обсуждения. — Он постоянно видит выступления артистов, развлекающих самого императора. После этого заставлять его слушать мое неумелое пение… это только поставило бы нас с тобой в неловкое положение.
Она томно улыбнулась Николасу с таким выражением, которое он объяснил для себя как: «Знаю, что мой голос очарует тебя, но прежде ты должен убедиться в моей скромности».
— Сочту за честь послушать пение прекрасной дамы, — сказал он.
Девушка просияла, явно довольная.
— Конечно, я не могу отказать посланцу императора. Тут принесли вино. Линор сама угостила Николаса, снова опустилась на свою подушку, взяла резной псалтерион и запела:
Вдали любимого окошкоЛаскает легкий ветерок…
Николас слушал, получая спокойное удовольствие от сочетания поистине невинной улыбки Линор и ее откровенной физической привлекательности. Он бросил взгляд на мать, Марию, сидящую напротив него у окна. Она с удовлетворенным видом вернулась к своему вышиванию, негромко, без слов подпевая Линор.
— У вас прекрасные дети, сударыня, — наклонившись к ней, сказал Николас.
В ответ губы Марии слегка дрогнули, и она кивнула головой в знак того, что принимает похвалу.
Ах, я не знала, не гадала,что милый может изменить, —
пела Линор очень приятным, хотя и не безупречным голосом.
Во всем ему я потакала,О бог любви, как дальше жить?Твоя раба немного просит:Его разочек увидатьИ ту башку, что шляп не носит,Своей рукою оторвать, —
со сладкой, как мед, ухмылкой закончила она.
Виллем состроил гримасу и бросил на нее осуждающий взгляд, но Николас рассмеялся.
— Именно так наш менестрель Жуглет исполняет эту последнюю строфу, — лукаво заметил он, поняв наконец, чей обшарпанный фидель лежит на столе.
Лицо Линор расплылось в широкой улыбке.
— Жуглет! — восхищенно воскликнула она. Николас кивнул.
— Брат, ты слышишь? Я знала, что все это, так или иначе, дело рук Жуглета!
Виллем, без единого слова, продолжал изображать вежливый интерес. Линор перевела взгляд на Николаса.
— Жуглет написал обо мне несколько песен. Хотелось бы знать, пел ли он их когда-нибудь его величеству?
Николас широко распахнул глаза.
