Александр Дюма - Отон-лучник
Приставленный следить за мишенью слуга подвел Мильдара к мишени, и тот собственноручно вытащил стрелу. Франц и Герман также хотели убрать свои стрелы, но Отон взглядом остановил их. Лучники поняли, что эти стрелы могут помочь юноше примериться, и понимающе закивали. Тогда Отон сорвал маленькую полевую маргаритку и воткнул ее в отверстие от стрелы Мильдара, чтобы целиться в белое пятнышко на черном яблочке мишени. Затем, не выказывая ни смирения, ни излишней горделивости, юноша направился к барьеру. Спокойствие его объяснялось просто: он не видел ничего постыдного в проигрыше, раз зрители уже оценили его мастерство.
Подойдя к барьеру, он подождал, пока все займут места, и, когда все стихло, поднял с земли лук, словно наугад вынул стрелу из связки, хотя опытный глаз без труда мог заметить, что он взял именно ту, которую хотел. Затем Отон встряхнул головой, откидывая с лица свою длинную белокурую шевелюру, и, наконец, с безмятежной улыбкой — точь-в-точь Аполлон Пифийский — наложил стрелу на тетиву, медленно поднял лук на уровень глаз, правой рукой оттянул тетиву к плечу. Мгновение он стоял неподвижно, подобно каменному изваянию, и вдруг выпустил стрелу — она вылетела с быстротой молнии, и маргаритка на мишени внезапно исчезла. Отон выполнил свое обещание: стрела его вонзилась в отверстие, оставленное стрелой Мильдара. Крик изумления вырвался у зрителей, ведь это походило на чудо. Отон повернулся к князю и поклонился ему. Елена покраснела от удовольствия, а Равенштейн — от досады.
Поднявшись с места, князь Клевский объявил, что раз в состязании победили двое, то и наград будет две: одному достанется шапочка, вышитая принцессой Еленой, второму князь Адольф пообещал собственную свою золотую цепь. Но князь, как самый обычный зритель, сгорал от любопытства, желая узнать, кто же выйдет победителем в столь редкостном состязании, и потому предложил соперникам продолжить соревнование на следующих условиях: каждый выбирает цель по своему вкусу, а соперник пытается поразить ее. Отон и Мильдар согласились с такой готовностью, что всем стало ясно: не выступи князь с этим предложением, они бы сами придумали нечто в этом роде. Зрители возликовали, предвкушая продолжение увлекательного зрелища, и дружно захлопали в ладоши, благодаря князя за щедрость.
По алфавитному порядку право выбора первого состязания принадлежало Мильдару. Он сходил на берег реки, срезал две ивовые ветки, воткнул одну из них на полпути к прежней мишени и, вернувшись к барьеру, выстрелом расщепил ее.
Отон своим выстрелом расщепил вторую ветку.
Теперь настала его очередь; он взял две стрелы, одну заткнул себе за пояс, другую наложил на тетиву и послал, заставив описать полукруг; когда же первая стрела почти отвесно устремилась вниз, он расщепил ее второй стрелой.
Это показалось Мильдару настоящим чудом; он заявил, что никогда не проделывал ничего подобного и не может надеяться на успех. Поэтому он признал себя побежденным и предоставил сопернику право выбрать награду. Как мы говорили, речь шла о шапочке, расшитой принцессой Еленой, и о золотой цепи с груди князя Адольфа Клевского.
Отон выбрал шапочку и преклонил колени перед принцессой, а зрители трижды прокричали «ура» в его честь.
VI
Сияя от радости и счастья, Отон поднялся на ноги: на голове его красовалась выигранная шапочка. Волосы Елены почти коснулись его лица — впервые его овеяло дыхание женщины.
В простом зеленом полукафтане он казался стройным и гибким как молодой тополь, глаза его сияли от законной гордости, как у всякого мужчины, одержавшего первую в жизни победу. Юноша был так прекрасен, так горд своим счастьем, что князю Адольфу Клевскому вдруг подумалось, как хорошо было бы иметь на службе этого человека. И потому, повернувшись к Отону, который уже собирался спуститься с помоста, он проговорил:
— Подождите, юный мастер, надеюсь, на этом мы с вами не расстанемся.
— Всегда к услугам вашей милости, — отозвался молодой человек.
— Как ваше имя?
— Меня зовут Отоном, монсеньер.
— Так вот, Отон, — продолжал князь, — вы должны меня знать, раз явились на этот праздник. И вы, бесспорно, слышали, что слуги и приближенные считают меня добрым хозяином. Вы еще не поступили на службу?
— Я свободен, монсеньер, — ответил юноша.
— Итак, хотите поступить ко мне на службу?
— В качестве кого? — поинтересовался Отон.
— В том самом качестве, которое более всего подходит вашему сословию и мастерству, — лучником.
Отон улыбнулся. И улыбка его показалось загадочной толпившимся вокруг него зевакам, считавшим его простым лучником, хотя и весьма метким. Юноша уже намеревался ответить так, как подобало ему по праву рождения, но вдруг увидел в устремленных на него глазах Елены такое волнение и тревогу, что слова замерли у него на устах. Девушка умоляюще сложила руки, и Отон почувствовал, что гордость его тает при первом проблеске любви; повернувшись к князю, он промолвил:
— Я согласен.
Елена так и просияла.
— Что ж, сказано — сделано, — продолжал князь. — С сегодняшнего дня вы у меня на службе. Вот вам задаток в подтверждение нашего уговора.
— Благодарю, монсеньер, — с улыбкой отвечал Отон, — у меня осталось еще немного денег, доставшихся мне от матушки. Когда они подойдут к концу, я попрошу вашу милость выплатить мне жалованье. Однако, коль скоро ваша милость так великодушны ко мне, я попрошу оказать мне иное благодеяние.
— Какое же? — осведомился князь.
— Я прошу принять на службу вон того бравого лучника, что стоит опершись на свой лук. Его зовут Герман, он славный товарищ, и мне не хотелось бы с ним расставаться.
— Хорошо, — согласился князь, — поди предложи ему место от моего имени и, если он согласится, отдай ему кошелек, от которого ты отказался, — быть может, он не такой гордец, как ты.
Отон, поклонившись, спустился с помоста и передал Герману предложение Адольфа Клевского вместе с кошельком. Тот с благодарностью принял и то и другое, и молодые люди немедленно присоединились к свите князя.
На сей раз руку принцессе подал не отец, а граф фон Равенштейн, испросивший этой чести и получивший ее. В сопровождении отца и будущего жениха Елена прошла по лугу к тому месту, где были оставлены кони. За лошадью Елены присматривал мальчик-паж, в чьи обязанности входило придерживать принцессе стремя, но сейчас он задержался в толпе зрителей, куда его притягивало вполне понятное любопытство.
Отон заметил его отсутствие и, забыв, что тем самым он может выдать себя, поскольку пажами и оруженосцами служили только дворяне, поспешил взять под уздцы лошадь принцессы.