Александр Голованов - Дальняя бомбардировочная
В своем письменном заключении по этим вопросам, переданном генералу Проскурову, я отметил в качестве основных два момента: необходимость систематических тренировок в слепых полетах и выделения в специальный раздел программы радионавигации, без которой немыслимы дальние полеты и которая в конечном счете будет решать их успех.
«Дальнебомбардировочная авиация, — подчеркнул я, — есть особая авиация, в подготовке летного состава имеющая мало схожего с другими видами авиации. Сказать точнее, в знании летного дела летчик ДВА должен быть на голову выше летчиков других видов авиации.
Дальнебомбардировочная авиация в некоторых государствах выделена даже в совершенно самостоятельную авиацию».
Я упомянул об этом лишь для того, чтобы подкрепить свои предложения о введении тренировок как в слепых и ночных полетах, так и по всем средствам радионавигации для летчиков дальнебомбардировочной авиации.
«Тренировка, по всем средствам радионавигации обязательно совмещенная со слепыми и ночными полетами, должна занять в этой программе как отдельный раздел 25–30 часов», — так закончил я свое заключение.
Вскоре нас опять вызвали в Кремль, где руководство ВВС докладывало о ходе организации и формирования полка. Здесь же было определено место дислокации полка — Смоленск. Я должен был слетать на место, утрясти все и вернуться с докладом в Москву.
Говорили мы довольно долго. В заключение Сталин спросил, есть ли у меня какие-либо замечания или вопросы. Вопросов не было, и на другой день наш экипаж улетел в Смоленск. Затем, уже в Москве, я получил распоряжение руководства ГВФ больше не летать на этом самолете и экипаж не беспокоить. Это значило, что, хотя никаких официальных документов на меня еще не было, моя служба в Аэрофлоте фактически кончилась. Мой экипаж в полном составе пожелал продолжать службу вместе со мной в ВВС, то есть в полку. [43] Прилетев из Смоленска, я сразу же отправился с докладом к генералу Проскурову. Обстоятельно доложив все вопросы, я поинтересовался, что мне делать дальше. Генерал сказал, что на подпись наркому уже подготовлен приказ, где полку, которым мне предстояло командовать, присваивается наименование Отдельного 212-го дальнебомбардировочного, и этим приказом я назначался его командиром. Задержка происходит с присвоением мне воинского звания: летчики сейчас вместо званий среднего командного состава получают звания младшего командного состава и живут на казарменном положении. В связи с этим новым положением и мне звание выше капитана не положено: будут докладывать наркому обороны.
Вот уж о чем я не думал и что меня меньше всего волновало! Я так и сказал генералу Проскурову, что звание меня мало интересует. Положено быть капитаном — буду капитаном, дело, в конце концов, не в звании, а в предстоящей работе.
Проскуров разъяснил, что этот вопрос сложнее, чем я думаю, так как я в то же время назначаюсь начальником гарнизона, а начальник гарнизона должен быть старшим не только по должности, но и по званию.
Спустя короткое время меня снова вызвали в Кремль. Сталин интересовался, как идут дела с формированием полка. Я доложил о полете и о том, что полк сейчас передислоцируется в Смоленск.
— А как у вас решается вопрос с начальником штаба и с вашим заместителем?
На должность начальника штаба намечался товарищ с академическим образованием — майор Жильцов, но он приезжал ко мне домой, рассказал, что его должны назначить начальником штаба бригады, и просил отказаться от его кандидатуры: не мешать его продвижению по службе. Я с ним согласился. Начальником штаба был недавно в этот полк назначен майор Богданов Владимир Карпович. Он уже слышал, что сюда намечается кто-то другой, и очень об этом сожалел.
Коротко ознакомившись с его прохождением службы, которую он начал с рядового и, поднимаясь по должностной лестнице, не пропустил ни одной ступени, я решил, что лучшего начальника штаба мне не найти. Службу он знает досконально, а я буду заниматься летными делами. Предложил ему остаться в занимаемой должности — он согласился, и мы оба остались довольны таким исходом нашего разговора.
— Товарищ Сталин, начальник штаба на месте, человек вполне подходит.
Заместителя пока нет, но его подыскивают, из-за этого дело стоять не будет. Мне кажется, все идет как нужно. Поскорее бы мне только быть в полку.
— Это верно. Вопросы у вас ко мне есть? [44] — Есть, товарищ Сталин.
— Ну? — произнес он несколько удивленно. — Что же вам еще мешает?
— Я хотел бы вас просить, товарищ Сталин, передать в состав полка самолет и экипаж, с которым я долго летал. Экипаж и я хотим и дальше вместе продолжать службу.
— И это все? — спросил Сталин. — Ну как, передадим? — обратился он к присутствующим.
— Передать… Передать! — послышалось несколько голосов.
— Ну вот, видите! Можете забирать и самолет, и экипаж, мы договоримся с руководством ГВФ.
Я облегченно вздохнул.
— А теперь у меня к вам вопрос, — подойдя, сказал Сталин. — Сколько жалованья вы получаете?
— Постановлением Совнаркома мне, как шеф-пилоту Аэрофлота, определено четыре тысячи рублей в месяц,[25] — несколько озадаченно ответил я.
— А сколько получает командир авиационного полка? — спросил Сталин, обращаясь к наркому обороны Маршалу Советского Союза Тимощенко.
— У нас такого оклада и нарком не получает. Командир полка получает у нас тысячу шестьсот рублей, — ответил маршал Тимошенко.
Стало тихо.
— А сколько же вы вообще зарабатываете? — спросил Сталин. Разговор принимал неприятный для меня оборот.
— Товарищ Сталин, я за деньгами не гонялся и не гонюсь. Положено тысячу шестьсот рублей — буду получать такой оклад.
— А все-таки, сколько вы зарабатываете?
— Много, — ответил я несколько повышенным тоном и умолк.
Мне было неприятно и обидно, что столь хорошо начавшийся разговор об организации полка вдруг переключился на меркантильные, второстепенные, как я считал, вопросы.
Я почувствовал, что мой ответ воспринят присутствующими неблагожелательно. Сталин ходил молча, покуривая трубку. Поравнявшись со мной, он остановился и спокойно сказал:
— Ну вот что, вы, как командир полка, будете находиться на казенных харчах, вас будут задаром обувать и одевать, у вас будет казенная квартира. При всем этом, видимо, целесообразно оставить вам получаемое жалованье. Зачем обижать человека, если он идет на ответственную, серьезную работу? Как, товарищи? — обратился он к присутствующим.
Послышались голоса: «Правильно, правильно!»
— Вы удовлетворены? — спросил он, обращаясь ко мне.
