Александр Дюма - Учитель фехтования
Таков был человек, с которым мне предстояло увидеться. Он прибыл в Петербург, как поговаривали, тайно, узнав в Варшаве об обширном заговоре, охватившем всю Россию. Но нити этого заговора, находившиеся в его руках, оборвались благодаря упорству двух арестованных им заговорщиков. Как видно, обстоятельства мало благоприятствовали тому, чтобы обращаться к великому князю с такой пустяшной просьбой, как моя.
Я нанял извозчика и отправился на следующий день в Стрельню с письмом к адъютанту великого князя и с прошением на имя императора Александра. После двух часов езды по великолепной дороге, – слева шли загородные дома, а справа простиралась до самого Финского залива огромная равнина – мы приехали в Стрельню. Около почты на Большой улице мы свернули направо, и спустя несколько минут я оказался у дворца великого князя. Часовые преградили мне путь, но я показал им письмо, и меня пропустили.
Я поднялся на крыльцо и вошел в дом. Меня попросили подождать в гостиной, окна которой выходили в прелестный сад, пока дежурный офицер относил мое письмо. Минуту спустя он вернулся и предложил мне следовать за ним.
Великий князь стоял спиною к топившейся печке: было уже довольно свежо, хотя только что наступил сентябрь. Он диктовал какую-то депешу адъютанту, сидевшему рядом с ним. Я не ожидал, что буду принят так скоро, и остановился на пороге. Едва закрылась за мной дверь, как великий князь, не меняя позы, посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом и спросил:
– Откуда ты родом?
– Я француз, ваше императорское высочество.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Твое имя?
– Г…
– Это ты хочешь получить место учителя фехтования в одном из полков его величества, моего брата?
– Это является предметом моего самого горячего желания.
– И ты говоришь, что являешься первоклассным фехтовальщиком?
– Прошу извинения у вашего императорского высочества: я этого не говорил, не мне говорить это.
– Но ты так думаешь?
– Вам известно, ваше императорское высочество, что тщеславие – величайший порок человечества. Впрочем, я дал публичный сеанс, и вы, ваше высочество, можете осведомиться о нем.
– Знаю, но ты имел дело только с любителями, с посредственными фехтовальщиками.
– Я их щадил, ваше высочество.
– Ну а если бы ты их не щадил бы, что тогда?
– Я уколол бы их десять раз, а они меня – только один раз.
– Вот как!.. Таким образом, ты и меня мог бы уколоть десять раз против одного?
– Это смотря по тому, ваше высочество…
– То есть как это так – смотря по тому?
– Ну да, смотря по тому, что вы пожелаете. Если я буду фехтовать с великим князем, то вы уколете меня десять раз, а я от силы два раза. Но если вы, ваше высочество, разрешите мне фехтовать с вами, как с любым смертным, то, вероятнее всего, я уколю вас десять раз, а вы меня только два.
– Любенский, – закричал великий князь, потирая руки, – мои рапиры, живо! Посмотрим, господин фанфарон.
– Как прикажете, ваше высочество.
– Я желаю, чтобы ты меня уколол десять раз. Ты что? уже идешь на попятный?
– Я пришел с тем к вам, ваше высочество, чтобы отдать себя в ваше распоряжение. Извольте приказывать.
– Прекрасно. Возьми рапиру, маску и начнем.
– Вы настаиваете, ваше высочество?
– Да, – сто раз, тысяча раз, да!
– В таком случае, я к вашим услугам.
– Вот что, ты должен меня уколоть десять раз, – сказал великий князь, атакуя меня, – слышишь, десять раз – я не уступлю тебе ни одного!
Несмотря на приказание великого князя, я только парировал его удары, но сам не нападал.
– Послушай, – вскричал он, начиная горячиться, – мне кажется, что ты щадишь меня!.. Погоди… погоди…
Я видел, как под маской краска бросилась ему в лицо и глаза налились кровью.
– Где же твои десять ударов?
– Ваше высочество, уважение…
– Убирайся к черту со своим уважением! Коли меня!
Я воспользовался его разрешением и уколол его три раза подряд.
– Прекрасно, прекрасно! – воскликнул он. – Теперь мой черед… Вот тебе, вот!..
И это была правда.
– Я полагаю, ваше высочество, что вы меня не щадите, и теперь отвечу вам тем же.
– Превосходно… Ха, ха, ха!
Я уколол его еще четыре раза подряд, а он меня ударил один раз.
– Прекрасно! – весело воскликнул великий князь. – Ты видел, – обратился он к своему адъютанту, – я уколол его два раза против семи.
– Простите, ваше высочество, два раза против десяти, – сказал я, снова нападая на него. – Вот вам восьмой, девятый… десятый… Мы квиты!
– Прекрасно! – вскричал великий князь. – Владеешь ли ты так же хорошо шпагой, как и рапирой?
– Думаю, что да, ваше высочество.
– Отлично. А можешь ли ты защищаться пеший против всадника, вооруженного пикой?
– Полагаю, ваше высочество.
– Ты полагаешь, но не уверен… Ха, ха! Ты не уверен!
– Нет, ваше высочество, я вполне уверен.
– И сможешь защищаться?
– Смогу, ваше высочество.
– И парировать удары пики?
– Да.
– Против всадника?
– Против всадника.
– Любенский! – опять позвал адъютанта великий князь.
Офицер явился.
– Прикажи подать лошадь. Дай мне пику! Идем!
– Но, ваше высочество…
– А, ты на попятный!
– Я не иду на попятный, ваше высочество. Со всяким другим все это было бы для меня детской забавой.
– Ну а со мной?
– Я одинаково боюсь и победить и потерпеть поражение. Ведь в случае моей победы вы можете забыть, что сами приказали…
В эту минуту под окном появился офицер с лошадью и пикой.
– Великолепно, – сказал Константин, выбегая в сад и делая мне знак следовать за ним. – Любенский, дай ему шпагу. Хорошую кавалергардскую шпагу. Увидим, господин учитель фехтования, что будет с вами. Боюсь, что проткну вас, как лягушку.
При этих словах Константин вскочил на коня и принялся играть пикой, проделывая с нею самые трудные упражнения. В это время мне подали на выбор три или четыре шпаги. Я взял наугад одну из них.
– Ну что, ты готов? – спросил великий князь.
– Готов, ваше высочество.
Он пришпорил коня и ускакал в другой конец аллеи.
– Его высочество изволит, вероятно, шутить? – спросил я адъютанта.
– Нисколько, – ответил он, – дело идет для вас о жизни и смерти. Защищайтесь как в настоящем поединке – вот все, что я могу вам сказать.
Дело принимало более серьезный оборот, нежели я думал. Мне предстояло не только парировать удары – это было для меня пустяком, но, имея противником великого князя, я подвергался серьезной опасности. Делать было нечего – отступать было нельзя, и я призвал на помощь все свое спокойствие, все свое мастерство.
Великий князь уже доехал до конца аллеи сада. Затем, повернув коня, он крикнул:
