Александр Дюма - Графиня де Монсоро. Том 1
Сам Генрих III предложил Бюсси свою дружбу, однако Бюсси отклонил королевскую милость, сказав, что друзьям короля приходится быть его слугами, а может, кое-чем и похуже, а такие условия ему, Бюсси, не подходят. Генриху III пришлось молча проглотить обиду, усугубленную еще и тем, что Бюсси выбрал себе в покровители герцога Анжуйского. Впрочем, последний был повелителем Бюсси в той же мере, в коей владелец зверинца может считаться повелителем льва. Ведь хозяин зверинца лишь обслуживает и кормит благородного зверя, дабы тот не растерзал его самого. Вот таким был и Бюсси, которого Франсуа использовал как орудие расправы со своими личными недругами. Бюсси понимал это, но подобная роль его устраивала.
Бюсси выбрал себе девиз, напоминающий девиз Роганов, гласивший: «Королем я не могу быть, принцем – не хочу, Роган я семь». Бюсси говорил себе: «Я не могу быть королем Франции, но герцог Анжуйский хочет и может им быть, я буду королем герцога Анжуйского».
И в самом деле он был им.
Когда люди Сен-Люка увидели, что ко дворцу Монморанси приближаются носилки этого ужасного Бюсси, они со всех ног бросились предупреждать господина де Бриссака.
– Что, господин де Сен-Люк у себя? – осведомился Бюсси, высовывая голову из-за занавесок.
– Нет, сударь, – сказал привратник.
– А где он сейчас?
– Не знаю, сударь, – ответствовал достойный страж. – Нынче у нас во дворце никто места себе не находит. Господин де Сен-Люк со вчерашнего вечера не возвращался домой.
– Да неужели! – воскликнул удивленный Бюсси.
– Все так, как я имел честь вам доложить.
– Ну, а госпожа де Сен-Люк?
– О! Госпожа де Сен-Люк – это другое дело.
– Она-то дома?
– Да.
– Передайте, что я буду счастлив, ежели она дозволит мне лично засвидетельствовать ей свое почтение.
Спустя пять минут посланец вернулся и сообщил, что госпожа де Сен-Люк будет рада видеть господина де Бюсси.
Бюсси слез с бархатных подушек и поднялся по парадной лестнице. Жанна де Косее вышла к нежданному гостю и встретила его посередине парадной залы.
Она была смертельно бледна, черные, как вороново крыло, волосы придавали этой бледности желтоватый оттенок, подобный цвету слоновой кости; глаза покраснели от треволнений бессонной ночи, а на щеке можно было заметить серебристый след еще не высохшей слезы. Бледность лица хозяйки дома вызвала у Бюсси улыбку, и он даже начал было складывать мадригал в честь стыдливо опущенных глазок, но приметы глубокого горя, явственно различимые на лице молодой женщины, заставили его прервать импровизацию.
– Добро пожаловать, господин де Бюсси, – приветствовала гостя Жанна, – хотя, я думаю, вы появились здесь не с добрыми вестями.
– Соблаговолите объясниться, сударыня, – попросил Бюсси. – Каким образом ваш покорный слуга может быть недобрым вестником в этом доме?
– Ах, но разве минувшей ночью вы не дрались на дуэли с Сен-Люком? Ведь я права? Признайтесь.
– Я, с Сен-Люком? – удивленно переспросил Бюсси.
– Да, с Сен-Люком. Он покинул меня, чтобы поговорить с вами. Вы держите сторону герцога Анжуйского, он – короля. Вот вы и поссорились. Не скрывайте от меня ничего, господин де Бюсси, умоляю вас. Вы должны понять мои страхи. Он уехал с королем, это верно, но ведь он мог проводить короля и где-нибудь встретиться с вами. Скажите мне правду, что случилось с господином де Сен-Люком?
– Сударыня, – сказал Бюсси, – поистине, я не верю своим ушам. Я ждал, что вы поинтересуетесь, оправился ли я после ранения, а вы мне учиняете допрос с пристрастием.
– Сен-Люк вас ранил? Значит, он дрался с вами! – воскликнула Жанна. – Ах, вы сами видите…
– Да нет же, сударыня, он не дрался, наш дорогой Сен-Люк. Во всяком случае, дрался не со мной, никоим образом не со мной, и, благодарение богу, это не он меня ранил. Больше того, он сделал все возможное, чтобы спасти меня от этой раны. Впрочем, ведь он сам должен был вам рассказать, что отныне мы с ним вроде как Дамоп и Пифий.
– Он сам! Но как же он мог мне что-нибудь рассказать, если с тех пор я его больше не видела.
– Вы его больше не видели? Значит, привратник не солгал?
– Что он вам сказал?
– Что господин де Сен-Люк вышел из дому в одиннадцать часов и не вернулся… Значит, с одиннадцати часов ночи вы не видели своего супруга?
– Увы, не видела.
– Но где он может быть?
– – Вот об этом я у вас и спрашиваю.
– Черт побери! Расскажите мне все по порядку, сударыня, – сказал Бюсси, уже начавший подозревать причину внезапного исчезновения Сен-Люка, – это просто прелестно…
Бедная женщина взглянула на него, оцепенев от изумления.
– Нет, нет. Я хотел сказать – это весьма прискорбно, – поправился Бюсси. – Я потерял много крови и поэтому иногда заговариваюсь и несу черт знает какой вздор. Поведайте же мне эту горестную историю. Прошу вас, сударыня, говорите.
И Жанна рассказала все, что ей было известно: как Генрих III приказал Сен-Люку сопровождать его королевскую особу в Лувр, и как двери Лувра закрылись, и как начальник караула сказал, что из дворца больше никто не выйдет, и как действительно в ту ночь из королевского дворца никто больше не вышел.
– Прекрасно, – сказал Бюсси. – Я понимаю.
– Как! Вы понимаете?
– Да. Его величество увез Сен-Люка в Лувр, и, войдя в Лувр, Сен-Люк уже не смог оттуда выбраться.
– А кто его не пустил?
– Проклятие! – сказал Бюсси в затруднении. – Вы требуете от меня разглашения государственной тайны.
– Но ведь я сама ходила туда, в Лувр, и мой отец тоже.
– Ну и как?
– Часовые нам ответили, что они не понимают, чего мы хотим, по их словам, Сен-Люк должен был уже вернуться домой.
– Это еще раз убеждает меня в том, что господин де Сен-Люк в Лувре, – сказал Бюсси.
– Вы так думаете?
– Я в этом уверен, и если вы пожелаете, вы тоже сможете в этом удостовериться.
– Каким образом?
– Увидеть своими собственными глазами.
– Разве это возможно?
– Вне всякого сомнения.
– Но если я явлюсь во дворец, меня отошлют обратно, как один раз уже отослали, и с теми же самыми словами, которые я уже слышала. Если он там, то почему меня к нему не пускают?
– Я спрашиваю – вы хотите проникнуть в Лувр?
– Но для чего?
– Увидеть Сен-Люка.
– Ну, а если его там нет?
– – Э, смерть Христова, я вам говорю – он там.
– Как все это странно!
– Нет, это по-королевски.
– Но вы-то сами, разве вы можете войти в Лувр?
