Павел Бляхин - Красные дьяволята
Злой, тусклый глаз палача заставил Овода содрогнуться: он вдруг ясно понял, что его раны перевязаны лишь для того, чтобы возвратить его к жизни на новые муки, а может быть, и на смерть.
— Прошу оставить нас, красавица, — вежливо поклонившись девушке, сказал Махно.
Бросив тоскливый взгляд в сторону Овода, девушка молча вышла.
Атаман сел на широкую дубовую скамью около Овода и молча оглядел его с головы до пят: так смотрит сытый кот на пойманную мышь.
Сняв с плеча кожаную сумку, одноглазый бросил ее в угол и молча встал у двери.
В сумке что-то зазвенело…
— Итак, — зловеще спокойным тоном начал Махно, — с кем я имею удовольствие разговаривать? Надо полагать, не с Мельниченко?
— Нет, я дочь бедняка-крестьянина из села Яблонного, которое сожгла ваша банда, — просто ответила девушка, решив выдержать испытание до конца.
Махно, словно ужаленный, вскочил на ноги:
— Как!? Ты… ты… девчонка?! И ты осмелилась проникнуть в мой штаб? А знаешь ли ты, что ждет тебя за шпионаж?
— Пытка и смерть, — спокойно ответила Дуняша.
— Ты не ошиблась, гадюка. У нашего одноглазого дьявола давно уже не было работы.
Дуняша невольно глянула на палача. Отвратительно ухмыляясь, он сидел на корточках и корявыми, как клешни, руками рылся в кожаной сумке. Его сверлящий глаз тускло поблескивал. У Дуняши упало сердце. Но она тотчас взяла себя в руки и отвернулась к стене.
— Ну, так вот что, подлая девчонка, — снова заговорил Махно, хватая Овода за волосы и поворачивая лицом к себе. — Если ты хочешь быть повешенной сразу без особых хлопот и неприятностей, сейчас же сообщи нам, куда делись украденные тобой бумаги и тот мальчишка, который был вместе с тобой.
— Как? — вскричала девушка. — Следопыт бежал?!
Дуняша ликовала: Мишка жив, на свободе!.. Теперь она готова на любые муки…
Услышав ненавистное имя Следопыта, Махно понял, что его бандиты упустили самого главного врага шайки. Он задрожал от ярости:
— Отвечай, звереныш, иначе из твоей спины вырежут кожу для моих сапог!
— Да что ж тут отвечать! — воскликнула девушка. — Ваши бумаги в надежных руках, а где теперь Следопыт, спроси у ветра в поле…
Лицо Махно позеленело.
— А… ты еще смеешься, змея! Эй, кривой черт, поучи-ка ее, как надо отвечать атаману… Только смотри не зарежь насмерть, а то сам угодишь в Черную балку.
— Слухаю, батько. Я буду дергать по ниточке, так что не умрет даже муха, а толк будет…
Привычным движением палач подхватил Дуняшу на руки и, положив на скамью, захлестнул широкими ремнями. Потом, не торопясь, вынул из своей страшной сумки острый блестящий клинок странно изогнутой формы.
— От этой штуки и не такие щенки выли, — ворчал палач, хватая девушку за кисть руки.
Дуняша закрыла глаза…
Махно быстро отошел к окну и закурил папиросу. Жадно затягиваясь и выпуская изо рта кольца дыма, он следил за каждым движением крабьих рук палача. Тяжкие муки беззащитной жертвы, видимо, доставляли ему наслаждение. Его серое лицо подергивалось судорогой, на тонких губах застыла кривая усмешка.
Время шло. Пытка продолжалась. Палач глухо ворчал, изрыгая проклятия. Но ни единого звука, ни слова мольбы о пощаде не услышал Махно от девушки. Только побелевшее лицо ее покрылось холодным потом, да искусанные губы залились кровью…
— Довольно! — прохрипел пораженный стойкостью девушки Махно. — Пшел вон!
Он боялся, что Дуняша умрет, не открыв своей тайны.
Ворча, как побитый пес, одноглазый отошел.
Дуняша очнулась и, тяжело вздохнув, застонала от невыносимой боли…
Махно довольно улыбнулся:
— Ну, что, красный дьяволенок, будешь отвечать батьке Махно?..
— Буду, — еле слышно ответила девушка.
— Вот и добре, — похвалил бандит. — Если ты честно ответишь на мои вопросы и расскажешь, где теперь находится штаб Буденного, ты будешь помилована. Катись ко всем чертям… и баста!..
Дуняша с трудом повернула голову, тяжело глянула в испитое лицо мучителя и твердо сказала:
— Убей меня, но своих братьев я не выдам бандиту!
В то же мгновение над головой Дуняши сверкнула шашка взбешенного Махно.
— Стойте! Стойте! — раздался вдруг испуганный крик, и девушка, которая поила Овода, бросилась в ноги Махно: — Пощадите! Пощадите его, милый атаман, — умоляла она, хватая за руки обезумевшего от ярости бандита.
Описав над Дуняшей кривую, шашка медленно опустилась и ткнулась концом в пол.
Мрачное лицо Махно прояснилось. Он торопливо поднял девушку за плечи и, заглянув ей в глаза, сказал:
— Хорошо, моя красавица. Ты дашь мне выкуп, и я помилую эту дерзкую девчонку…
— Что вы сказали? Это — девчонка?! — гневно сверкнув глазами, воскликнула девушка. — Неужто грозный атаман воюет с такими младенцами?!
Махно снова потемнел:
— Я уже сказал, что дарую ей милость: она будет просто повешена, как военный шпион… и баста! — Он сделал знак палачу: — На Черную балку!
— О, какой же ты зверь! — простонала девушка, загораживая Дуняшу. — Нет-нет! Я не дам ее!..
— Не плачь, сестра, — прошептала Дуняша, — мне смерть не страшна. Я умираю за святое дело. Прощай!
Девушка прильнула губами к тонкой бессильной руке Дуняши, залилась слезами.
Палач грубо оттолкнул ее, схватил пленницу на руки и понес из комнаты…
Дверь за ними захлопнулась, как крышка гроба.
В ЧЕРНОЙ БАЛКЕ
Теплый летний день тихо угасал. Ветерок приносил из степи крепкий аромат трав. Невозмутимый покой царил над миром.
Но люди-звери продолжали творить свое злое дело. На дне глубокого темного оврага, именуемого Черной балкой, под корявым сучком обожженного молнией дуба лежал бедный Овод. Из мрачной глубины балки он видел только кусочек угасающего неба, и его душа тоскливо тянулась вверх, в эту синюю даль, полную красоты.
И впервые за всю свою боевую жизнь стойкий и крепкий Овод почувствовал себя маленькой, беззащитной девочкой, попавшей в неумолимое колесо кровавой войны, и вот теперь, сию минуту, она будет безжалостно раздавлена вдали от родных мест, на дне черной ямы. А ведь она желала народу добра и счастья. Она мечтала о том, чтобы знамя Советов засияло над миром, возвещая всем угнетенным зарю свободы и братства… Как чудесно заживут бедняки, когда придет этот желанный час!
И, забыв на мгновение о неотвратимой казни, Дуняша счастливо улыбнулась, вспомнив милого своего Мишку и верного друга Ю-ю с его неразлучным «карабаем». Вспомнила и живо представила себе их безутешное горе, когда дойдет до них весть о ее смерти. А что будет с доброй их матерью, которая ждет не дождется своих дорогих птенцов?!
