Светлана Кузнецова - Ричард III. Последний Плантагенет

– Герцог Глостер, – представился Ричард. – Вы спрашивали меня? Я вас слушаю.

Только теперь всадник слез с коня, шагнул вперед и откинул капюшон, скрывающий более половины лица. Мокрые волосы. Грязь, текущая по щеке. На Дика взглянули знакомые глаза, на дне которых плясали смешинки.

– Френсис! – Ричард кинулся навстречу другу. – Как? Откуда?..

– Из Миддлхейма, – Ловелл потянулся к поясу.

Краем глаза Глостер заметил, как стражники, словно бы невзначай оказавшиеся поблизости, напряглись при виде этого жеста. Но друг не ударил его кинжалом, а всего лишь отстегнул футляр, закрепленный рядом с ножнами. В таких, как правило, перевозили послания.

– От Невилла, – ответил Ловелл на незаданный вопрос. – Прочти немедленно и разорви в клочья, а лучше сожги.

Дик кивнул:

– Только от него?

– Я спешил, даже если бы Анна узнала, к кому я направляюсь, у нее не хватило бы времени черкнуть и пару строк. Я не мог предупредить, – добавил Ловелл, оправдываясь. – Сам не знал, что стану вестником.

– Френсис, я тебя не виню, – Дик вынул свиток, сломал печать и вчитался в мелкие уверенные литеры. Почерк Уорвика он узнал сразу.

Граф ставил в известность о разрыве всяких отношений с йоркистской партией и переходе на сторону Ланкастеров. Ричарду он предлагал присоединиться к нему и вновь заверял в своем расположении. Вчитываясь в строки, восхваляющие его полководческие таланты, Глостер не мог сдержать злой ухмылки. Неужели Уорвик столь плохо знает воспитанника, чтобы опуститься до неприкрытой лести?

Когда Невилл упомянул об Анне, Дик скомкал послание и поднес к ярко пылающему факелу у входа. Играть собственными чувствами он не позволит никому! Создатель королей знает, как заставлять, но в вопросах чести не смыслит ничего.

– Френсис, передай… – из горла вырвалось какое-то сипение, а не слова, и Ричард неприязненно скривился. Голосу предстояло ломаться еще не один год. Через подобное проходили все юноши, но как же раздражала невозможность управляться с собственными интонациями, особенно когда Дик нервничал. – Передай… я весьма польщен вниманием, оказанным мне. Однако ничто и никто не заставит меня поступиться словом и честью.

– Мне кажется, для передачи отказа возвращаться совершенно незачем, – Дик уже повернулся, чтобы уйти. Фраза Ловелла заставила его остановиться.

– Вот как?

– Если герцог Глостер позволит… – высокопарно начал Ловелл. Ричард обернулся, и друг продолжил совершенно другим тоном. – Я бы остался с тобой.

Ричард кивнул и нахмурился.

– Здесь сложно, – он попытался найти более уместные слова, но не смог. – И я буду рад твоему присутствию.

Глава 12

На улице снова сумеречно – то ли слишком пасмурный день, то ли начинающийся вечер. В стекло постукивал дождь, серый и унылый. Временами он стихал, и тогда казалось, будто влага повисла в воздухе, а потом принимался с новой силой.

Дик слишком близко придвинулся к окну. Оно запотело от его дыхания. Можно было, как в детстве, попробовать нарисовать дракона или рыцаря на боевом коне. Но Ричард лишь водил по нему пальцем, провожая вниз скользящие капли. Некоторые дождинки задерживались на стекле. Другие стремились упасть, оставляя за собой влажные дорожки. К ним хотелось прикоснуться – губами, не пальцами. Отчего-то Ричард знал, что ощутит на языке привкус морской соли.

На широком подоконнике, на котором он сидел уже битый час, покоились бутылки и кубок. Напиваться не тянуло, но Дик не мог придумать ничего лучшего. Очередные вести из дома… Миддлхейма оказались слишком уж неожиданными.

Пальцы погладили резную ножку кубка и отпрянули. Зато под руку попалось темное бутылочное горлышко. Забыв о всяких приличиях, Ричард запрокинул голову и наклонил бутылку. И принялся жадно пить, ловя ароматную струю подрагивающими губами. Подобные манеры вряд ли пристали герцогу и принцу крови. Дик плевать хотел на все этикеты, правила и приличия этого мира!

В висках кузнечными молотами бушевала кровь, и забытье не наступало, хотя именно его Ричард хотел со всей возможной искренностью. Зря он не дочитал то проклятое послание… очень зря. Он мог хотя бы ожидать случившегося, не сидеть в отведенных ему апартаментах и напиваться, а действовать.

Очередное письмо от Уорвика лежало на столе. Герцогу Глостеру следовало немедленно сжечь его по прочтении. Младший Йорк попросту не смел совершить подобного. Утратив материальное доказательство краха надежды, слишком легко навыдумывать себе историю со счастливым концом.

Опустошив бутылку, Дик поднялся. Видимо, слишком резко – комната поплыла перед глазами, но после нескольких глубоких вдохов встала на место. Послание словно само прыгнуло в руку, и Ричард стиснул его в кулаке.

Уорвик сожалел об упрямстве и недальновидности недавнего подопечного. И ставил в известность о своем намерении выдать леди Анну за наследника Ланкастеров, единственного сына Маргариты Анжуйской и Генриха VI. Зная о чувствах, испытываемых Глостером к младшей дочери, граф просил у герцога извинений. В качестве коих сватал ему принцессу Жанну – вторую дочь французского короля Людовика XI. Единственным условием к осуществлению данного союза являлся незамедлительный переход Ричарда на сторону Ланкастеров.

В дверь постучали. Раз. Второй. Третий. Сквозь нее зазвучал обеспокоенный голос Френсиса.

– Заходи, – вымолвил Дик.

В горле пересохло, но возвращаться к подоконнику не хотелось. Какие-то три шага показались Ричарду непреодолимыми. К тому же начали путаться мысли. И, когда Ловелл вошел, Дик только и смог вспомнить, кто стал злым вестником и привез первое письмо.

Герцог перевел помутневший взгляд на сжатый в кулаке листок и кинул его в камин. Тот пылал назло скупости Вудвилл, запретившей топить весной, и относительно теплой погоде за окном. Ричард выпрямился. Вперился в друга взглядом и зло усмехнулся.

– Ты передай ему, – сипло попросил Глостер, – подобные предложения предательство и по отношению к Эдуарду, – он сглотнул, и голос неожиданно обрел силу, – и по отношению к дому Йорка, и по отношению к возлюбленной моей Анне!..

Френсис посмотрел в застывшее лицо друга, перевел взгляд на алые всполохи пламени. Снова взглянул на Ричарда и осторожно заметил:

– Ты не в себе.

– А вот и нет! Я вполне отдаю отчет своим действиям и поступкам. И вообще…

– Ты пьян, – перебил Ловелл и прикрыл за собой дверь.

Он обогнул стол и подхватил Дика как раз вовремя, чтобы не позволить ему осесть на пол.

– Пьян, – с какой-то злой обреченностью согласился Глостер. – Эдуарду всегда помогало забыться. А мне нет. Почему-то… становится только больнее.

Френсис перехватил его руку, заставляя опереться на плечо. До кровати требовалось преодолеть всего семь шагов. В случае если б Дик не смог идти, Ловелл без труда донес бы его на руках, не так уж много друг и весил. Вот только подобное казалось неуместным и даже унизительным. Ричард мог не простить такого обращения.

– И вообще, – повторил Глостер, падая на постель, – лучше быть братом английского короля, чем тестем французского! Ты так ему и передай, слышишь?!

– Конечно-конечно, – кивнул Френсис. – Обязательно и всенепременно, – добавил он, смиряя гнев. Хотелось кого-нибудь убить. Только молодой человек никак не мог понять, кого именно. То ли Эдуарда с его разгульным образом жизни. То ли Уорвика с его извечной любовью к интригам и заговорам. А ведь еще недавно все было так хорошо…

Вскоре Вестминстер содрогнулся от еще одного известия. Вопреки воле Эдуарда, его брат, герцог Кларенс, сочетался браком с Изабеллой Невилл, старшей дочерью графа Уорвика, в поспешной и тайной церемонии в Кале. Сам Джордж заявлял о том, что покидает короля в знак протеста против его женитьбы на леди Грей.

Дикон выслушал очередные новости с непроницаемым выражением лица и составлять компанию Эдуарду за вином отказался наотрез.

В 1468 году, после возвращения герцога Кларенса с супругой в Англию, Уорвик спровоцировал несколько восстаний в Йоркшире. Он собрал армию, захватил владения Вудвиллов и казнил нескольких королевских приверженцев, включая отца королевы и ее брата Джона. Вестминстер потонул в трауре и яростных стенаниях Елизаветы, лишившейся близких.

Вудвилл требовала отмщения. Ее многочисленная родня, присутствующая при дворе, поддерживала ее в этом стремлении. Мало какой королевский выход и пир проходили спокойно. Обычно они сопровождались гневными речами и заламыванием рук.

– Почему?.. Почему вы ничего не предпринимаете?! – вопрошала королева, поочередно заглядывая в глаза присутствующим.

Кто-то отводил взгляд. Другие вздыхали сочувственно. На лицах очень немногих застыло едва сдерживаемое удовлетворение. Некоторые даже злорадствовали, почти не скрываясь. Ричард герцог Глостер спокойно взирал на проявления королевского горя. Он наконец понял, как относится к этой женщине, и безразличие казалось ему более чем уместным. И уж, конечно, он не стал бы собирать войска, дабы мстить за почивших родственников жены Эдуарда. Он скорее полагал, будто те получили по заслугам.