Плач - Сэнсом Кристофер Дж.
— Шпионы Стайса, адвокат Билкнап, а потом стюард Броккет не доносили ни о каких ваших связях с королевой или ее двором в течение года. Но потом, в прошлом месяце, ни с того ни с сего вы приняли присягу в ее Научном совете. С поручением, как говорили, найти пропавший драгоценный камень. Но стюард Броккет подслушал, как вы говорили с человеком лорда Парра Сесилом, и узнал, что на самом деле вы разыскивали «Стенание грешницы». Розыски привели вас к союзу с Ричардом Ричем в его охоте за бредовыми записями Анны Эскью.
Я вспомнил, как Сесил пришел ко мне после убийства Элиаса. Тогда в нашем разговоре действительно упоминалось «Стенание». Этот негодяй Броккет, должно быть, подслушивал за дверью. Если они все это знали, подумал я, нет смысла продолжать лгать про пропавший перстень. В ужасе я осознал всю глубину беды, в которую попал, и мое избитое лицо дернулось.
Король заговорил снова, теперь странно спокойным тоном:
— Анна Эскью. Я не хотел, чтобы ее пытали. Я лишь дал Ризли разрешение использовать сильные средства. — Он чуть колыхнулся в своем кресле, но потом строго добавил: — Это его вина и Рича. Пусть пострадают, если ее записи опубликуют. — Тут Генрих снова взглянул на меня и проговорил с язвительной холодностью: — Королева должна была сказать мне о существовании рукописи и о том, что ее украли, а не устраивать розыски под прикрытием лжи о пропавшем драгоценном камне. Что скажешь на это, адвокат?
Я судорожно сглотнул и решил, что все мною сказанное должно быть взвешено, чтобы защитить Ее Величество, отклонить все возможные обвинения ее в неверности. Иначе все поистине было напрасно. Я набрал в грудь воздуха.
— Когда лорд Парр советовался со мной сразу после пропажи рукописи, королева была страшно расстроена и испугана после… после последних событий. — Я знал, что своими последующими словами могу подписать себе смертный приговор. — Это я попросил ее позволить мне попытаться тайно разыскать книгу, используя историю про украденный драгоценный камень.
— Завтра я буду допрашивать лорда Парра, — тихо сказал Пэджет.
Услышав это, я испытал облегчение. Я знал, что дядя королевы при всех своих недостатках тоже сделает все, чтобы отвести ответственность от племянницы на себя. А чтобы наши истории совпадали, я сказал:
— Лорд Парр согласился, что мы должны попытаться тайно разыскать книгу.
— Кто еще знал об этом? — резко спросил король.
— Только архиепископ Кранмер. После того как королева написала эту книгу, она поняла, что ее могут счесть слишком радикальной. Она поинтересовалась его мнением, и он сказал, что публиковать ее нельзя. Но ее не успели уничтожить, потому что она пропала. Ее украл тот стражник, — осмелился сказать я. — Так что королева не обманывала вас, Ваше Величество, — она намеревалась сразу уничтожить книгу, чтобы не прогневать вас.
Правитель молчал, наморщив лоб. Потом пошевелил ногами и поморщился от боли, а когда он снова посмотрел на меня, выражение его глаз изменилось.
— Королева боялась? — тихо спросил он.
— Да, Ваше Величество. Когда обнаружилась пропажа, она был изумлена, растеряна…
— Так и должно было быть. После всех этих месяцев, когда Гардинер и его приспешники пытались настроить меня против нее. — В голосе Генриха нарастал гнев, но — в данный момент — объектом его ярости был уже не я. — Гардинер говорил мне, что она еретичка, отрицающая мессу, — они хотели снова разорвать мне сердце! — Он откинулся в своем кресле. — Но я знал их методы, я знал, что моя Кейт искренна в своей вере — единственная после Джейн. Поэтому я сказал им, что не предприму ничего без надежных доказательств. А они не привели ни одного, ни одного! — Его лицо покраснело и вспотело. — Эти негодяи пытались настроить меня против Кейт и вернуть обратно к Риму! Теперь я вижу их насквозь, они заплатят…
Эта речь закончилась приступом болезненного кашля, отчего лицо короля потемнело и приобрело коричневый оттенок. «Стенание», которое он держал на коленях, начало соскальзывать на пол. Я инстинктивно наклонился, но Пэджет, бросив на меня сердитый взгляд, вернул рукопись в руки правителя, а потом взял его кубок, торопливо наполнил и протянул обратно Генриху. Король жадно выпил и, тяжело дыша, откинулся на спинку. Уильям пробормотал:
— Ваше Величество, может быть, не стоит слишком много говорить перед этим человеком…
— Нет, — ответил король, — это он должен знать. — И посмотрел на меня. — Когда рукопись принесли мне, я испугался того, что там могло быть написано. Но я прочел ее. — Тут, совершенно неожиданно, его губы сложились в чопорную улыбку. — Ее мнения немного легкомысленны, но, — Его Величество пренебрежительно махнул рукой, — королева всего лишь женщина, и она эмоциональна. Здесь ничего не говорится против мессы. Книга не еретическая. — Он говорил высокопарно, безапелляционно, как и подобает человеку, уполномоченному самим Богом решать такие вопросы, каковым Генрих искренне себя считал. — Страх Кейт чрезмерен, — заключил он.
Я подумал, как быстро у него сменяются эмоции и как он совсем не скрывает их. По крайней мере, когда предпочитает не скрывать. Но последние месяцы также показали, как Его Величество может быть холодно скрытен. И все же его последние слова вызвали у меня надежду.
— Может быть, пришла пора сказать ей, что рукопись у вас? — нерешительно спросил Пэджет.
— Нет, — ответил король, и в его голос вернулась резкость. — В эти дни чем больше я держу в своих руках, тем лучше.
Я осознал, что он держал книгу у себя, пока миссия Бертано не провалилась, оставляя себе возможность решить вопрос не в пользу реформаторской партии. Тогда протестантская королева стала бы помехой, и «Стенание грешницы» осталось бы оружием. Да, Генрих любил королеву, но в конечном итоге, как и все в его королевстве, она была лишь пешкой на шахматной доске. Он убил бы ее, если б решил, что так надо, пусть даже ему бы и не хотелось этого. И, конечно, виноват в этом оказался бы кто-то другой.
Король снова испытующе посмотрел на меня.
— Значит, это ты склонил королеву сохранить пропажу в тайне? — Теперь в его голосе прозвучало сомнение.
Я вспомнил, как лорд Парр рассказывал мне о внушаемости Генриха, о том, как он верит в то, во что ему хочется верить, и о том, что неверность ему он считает величайшим из грехов. Теперь, я не сомневался, ему хотелось верить, что пропажу «Стенания» скрывали от него не по инициативе королевы. Он бы предпочел обвинить в этом меня, человека, которого презирал и который в политическом отношении совершенно ничего для него не значил. Пожалуй, он уже выбрал меня в козлы отпущения и, наверное, поэтому сказал мне так много. Но после того, что случилось этой ночью, мне было уже все равно. И поэтому, хотя я и знал, что это может означать для меня смерть, я ответил:
— Да, Ваше Величество.
Генрих ненадолго задумался, а потом раздраженно сказал:
— Но все же Кейт обманывала меня…
Я набрал в грудь воздуха. Каким-то образом ко мне вернулось красноречие, как в решающий момент судебных слушаний.
— Нет, Ваше Величество. Это я охотился за «Стенанием» за спиной у вас.
С усилием королю удалось немного выпрямиться в кресле. Он молчал, пытаясь решить, какую роль во всем этом играла его жена. Наконец правитель как будто пришел к решению. Он подался вперед, и его глаза и рот стали безжалостными.
— Ты наглый, грубый, подлый, горбатый хам, — проговорил Генрих тихо, хотя я чувствовал его ярость. — Такие, как ты, — проклятье этой страны; они смеют говорить, что в вопросах религии и безопасности королевства отвечают только перед собой, когда должны быть преданы мне! — Он снова повысил голос: — Мне, их королю! Я называю это изменой, изменой!
Правитель посмотрел на меня с такой мстительной злобой, что я непроизвольно сделал полшага назад.
— Не смей двигаться, когда я не разрешал тебе! — рявкнул он.
— Простите, Ваше Величество.
При виде моей покорности и трусости у него как будто бы опять переменилось настроение. Он повернулся к Пэджету и презрительно проговорил:
