Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

— Есть малахит, — сказал я, показывая большой сине-зеленый камень, который нашел на берегу.

— А ну-ка? — Володя взял его из моих рук и отбил кусочек. — Действительно настоящий малахит, причем отличный, хотя и много породы.

— Вот видите, — Александр Ильич развел руками, — и малахит есть, и уголь, и газ! Люди нам нужны. Люди прежде всего. Среди всей этой красоты надо построить такие дома, чтобы человек как увидел, так прямо и ахнул. Тогда он навсегда останется здесь… Я сейчас нам кое-что к ужину раздобуду.

Он ушел в травы, а мы стали выбирать раковины в подарок друзьям и знакомым. Из этой груды гребешков всех цветов и калибров можно в полном смысле слова составить целые сервизы. Большие раковины не только заменяют тарелки в походных условиях, ими можно украсить и любой званый вечер. Подать, к примеру, рыбную закуску.

Вернулся Александр Ильич с пучком отличного горного лука.

— Прямо тут растет? — удивился Нейфах.

— Да! Мы его едим. И молодые побеги папоротника тоже. Только их надо знать, как приготовить.

Мутная плесень затянула небо. Холодным овалом сверкало вверху затуманенное солнце. Хмурые желтые полосы появились над светлой линией горизонта.

Пора было возвращаться на комбинат. Володя взял румпель и повел баркас. Мы сидели притихшие, задумчивые. Грустной свежестью тянуло с посуровевших берегов.

— Можно, я поведу лодку? — попросил я.

— Пожалуйста. Держите на правую скалу. Нам надо пройти между ней и берегом.

Темнеющая скала с выемкой посредине походила на ружейный целик. Я постарался совместить с ним мушку — крамбол на носу баркаса. После некоторых усилий это удалось. Потом я добился того, чтобы мушка не ходила, но, взглянув за корму, увидел волнистый виляющий след. Впрочем, проход оказался достаточно широким.

На комбинате уже дожидалась серая райкомовская «Волга». Шофер просигналил нам и, когда все собрались, широким жестом открыл багажник. Там дымился молочным паром отборный огненный чилим. Александр Ильич принимал нас по-царски.

С этого момента рассказ о поездке по Хасану, по сути, только начинается. Озеро, потом заповедник «Кедровая падь», где я фотографировал всех желающих со шкурой леопарда, горнотаежная станция, где растут женьшень и элеутерококк, служба солнца.

Но настало время всерьез поговорить о проблемах океана. О том, что он может дать людям, и о том, как люди должны принимать его дары. Вот почему я не стану рассказывать о леопардах и тиграх, ядовитых щитомордниках, женьшене, таежной форели и даже о густом молоке и душистом меде, которыми меня угощали в «Кедровой пади». Как ни жаль, но теперь пойдут сухие цифры и прочая статистика, кропотливо собранная в ТИНРО и Владивостокском филиале Института океанологии АН СССР.

Итак, пора подвести некоторые итоги.

Не случайно главы этого очерка носят названия беспозвоночных животных. Одна даже озаглавлена «Балладой о диатомеях» и рассказывает о микроскопических водорослях, планктоне по сути. Все это, повторяю, сделано не случайно. Если раньше, говоря о богатствах океана, люди прежде всего имели в виду рыбу, теперь пришло время отказаться от этого узкого взгляда. И чем раньше, тем лучше. Прежде всего потому, что океан един и все живое связано в нем гораздо теснее, чем на суше, и еще потому, что беспозвоночные с каждым годом будут играть для нас все более важную роль.

Вот как сейчас обстоят дела у наших берегов с беспозвоночными.

Краб. Тихоокеанская комиссия, регулирующая квоты вылова, определила Советскому Союзу на 1970 год около 300 тысяч центнеров. Очевидно, ровно столько и будет выловлено. В ТИНРО считают, что эту цифру можно даже превысить за счет отлова стригуна и волосатого краба. Это обеспечит, во-первых, воспроизводство камчатского краба, а во-вторых, предотвратит его замещение стадами стригунов и волосатых, запасы которых явно недоиспользуются.

Креветка. Мы берем примерно 100 тысяч центнеров в год, тогда как могли бы свободно увеличить улов в два раза. Виной тому диспропорция между ловом, технологией и сбытом. Консервы, которых производится, очевидно, недостаточно, расхватываются в одно мгновение, а пласты замороженной креветки часто залеживаются в магазине. А мелкую креветку из Берингова моря, которую замораживают в блоках по 2,5 килограмма, надо расфасовывать в небольшие коробки и быстрее доставлять в магазины. Огромный блок никому не нужен.

Гребешок. В заливе Петра Великого он выловлен подчистую. Надо срочно создавать новые подводные плантации. В районе Сахалина и Курильских островов еще добывают 10 тысяч центнеров ежегодно. Это, как говорится, на пределе. Если количество улова не уменьшится, гребешок окончательно исчезнет из наших морей.

Мидия. В Приморье ее добывают около 5 тысяч центнеров. Это оптимальное количество. Если в ближайшие годы удастся создать подводные плантации, добычу мидии можно будет удвоить и утроить.

Кальмар. Его ловят и в Японском море и особенно много на Сахалине. Мы берем около 100 тысяч центнеров, а японцы — свыше 5 миллионов. С успехом можно было бы добывать 2–2,5 миллиона центнеров. Но наш внутренний рынок и так насыщен кальмаром. Здесь предстоит еще очень большая работа. Нужны новые виды консервов, торгующим организациям тоже предстоит поломать голову над тем, как увеличить сбыт кальмара. Шутка ли, 2 миллиона центнеров! Это килограмм кальмара на душу населения.

Трепанг. Судьба трепанга очень схожа с судьбой гребешка. Сейчас он остался только в заливе Петра Великого. Больше 3 тысяч центнеров добывать рискованно. Тоже нужны очень срочные меры.

Голотурия. Это ближайший родич трепанга. Вкусовые качества ее несколько хуже, да и целебные свойства, очевидно, не на высоте. Поэтому она не находится, как трепанг, на грани исчезновения. Только в заливе Петра Великого можно добывать 20 тысяч центнеров, а у Сахалина и того больше.

Леда. Запасы этого малосъедобного моллюска огромны. Можно долгие годы ловить его в количествах, превышающих 5 миллионов центнеров. Почему этого не делают? Соотношение веса мяса и раковины у леды не столь высоко, как у гребешка. Почти вся выловленная леда идет сейчас на муку.

Калифорнийский рачок. Его в океане, как говорят специалисты, что грязи. 5, а то и 10 миллионов центнеров можно добывать шутя. Но соотношение мясо — хитин у него намного ниже, чем у креветки. Рачка ловят гораздо меньше, чем можно, и весь улов идет на муку.

Водоросли. Из водорослей наиболее ценные агародающая анфельция и морская капуста. Анфельцию добывают на Сахалине (лагуна Буссе), у южных берегов Курильских островов и в заливе Петра Великого. Запасы ее используются полностью — 40 тысяч центнеров в год. Очевидно, на этом уровне, обеспечивающем естественное воспроизводство, добыча анфельции останется в последующие годы. Поскольку нашей пищевой промышленности требуется все больше агар-агара, нужно создавать искусственные плантации. Зато с морской капустой, вкусовые и лечебные качества которой известны с незапамятных времен, все обстоит совершенно иначе. Японцы давным-давно культивируют эту съедобную водоросль на бамбуковых плотах. Настолько велик спрос. А у наших берегов ее можно брать сотнями тысяч центнеров (на воздушно-сухое вещество). Один миллион в год, во всяком случае, наверняка. Но у нас добывается только 8 тысяч. Салат из морской капусты — непременная закуска в любой владивостокской столовой или буфете. Но слишком медленно продвигается капуста на запад. Надо помочь ей скорее преодолеть эти 10 тысяч километров.