Френсис Мэсон - Золотой адмирал
— Теперь, Божьей милостью, мы захватим кораблик, да пожирнее!
Когда он выбрал небольшой галион, пышно и ярко раскрашенный в синий и красный цвета, команда так грянула «ура!»в честь капитана, что крик этот отозвался эхом. С полубака галиона вился дымок — видимо, бедолага ночью «поцеловался»с брандером. Но моряки быстро сменили триумфальный настрой, когда вдруг заметили маленький барк из эскадры лорда Генри Сеймура, также нацелившийся на их галион. Будучи ближе к нему, барк первым напал на жертву и притерся к галиону бортом.
Команда фрегата следила, как их соотечественники лезут вверх и переваливаются через поручень галиона. В лучах восходящего солнца яростно засверкали на палубе мельницами завертевшиеся клинки, вспыхивали то и дело кончики копий и алебард, но испанцы оказались крепким орешком, к тому же с рассветом они как бы пришли в себя. Уайэтт уж было собрался менять свой курс, чтобы погнаться за другим галионом, который, похоже, клевал носом и скорее полз, чем плыл, как Питер рявкнул ему:
— Подожди, Генри, смотри! Парней-то наших вышибают.
Да, это было так. Наконец-то сражаясь в рукопашном бою, который им был по душе, солдаты «Сан-Пабло» выбивали англичан за поручни и фальшборты и полезли бы за ними на их отчаянно смелый маленький барк, если бы он вовремя не отвалил от галиона.
Жаркий прилив возбуждения захлестнул все существо Уайэтта: там, недалеко, тяжело качаясь на подошве волны, доступный, лежал «Сан-Пабло», без марселей, и, видимо, шкоты его грота тоже были перебиты во время боя, потому что этот просто бесценный парус болтался и хлопал, как у домашней хозяйки белье на веревке. Уайэтт сам взялся за румпель, а Хоптон. спрыгнул вниз как раз вовремя, чтобы успокоить уж слишком разволновавшихся артиллеристов. На этот раз, утешил он их, «Морской купец» должен стрелять кусками буксирной цепи, коль на борту у него не осталось ни одного ядра.
Наконец заработала батарея правого борта, да еще так успешно, что сильно поколебала уверенность в себе испанцев, только что отбившихся от одного неприятеля, чтобы увидеть наседающего на них другого. Фрегат успел дать еще один бортовой залп — так здорово поднаторели в своем деле артиллеристы Хоптона, — а затем «Морской купец» заскрежетал по борту «Сан-Пабло» своим бортом. Почерневшие от пороха канониры фрегата живо побросали пробойники и гандшпуги и схватились за пики, дубинки и топоры. С криком «Смерть папистам!» они вскарабкались вверх по красно-синему изрешеченному выстрелами борту, перемахнули через фальшборт и спрыгнули на палубу, чтобы драться теперь не на жизнь, а на смерть.
Глава 22
«САН-ПАБЛО»
Хотя «Сан-Пабло», несомненно, не принадлежал к числу крупнейших галионов короля Филиппа, мужество его защитников стояло на высоком уровне. Офицеры, большей частью в черных доспехах, солдаты в шишаках и нагрудниках и волосатые, не защищенные доспехами матросы сконцентрировались на баке и юте и осыпали идущих на абордаж пулями, дротиками и стрелами арбалетов.
То, что этот галион, который спереди еще горел, подвергся сильной бомбардировке, Генри Уайэтт понял в тот самый момент, когда нога его ступила на поручень, ибо на палубе, среди обезображенных трупов команды, валялось несколько каменных ядер. Под рухнувшими снастями и кусками рангоутного дерева скопились темные коричневато-красные лужицы крови. Кровью же пропитались и обожженные куски обрушившихся парусов.
Голова его закружилась от бешеного грохота выстрелов, воплей и звенящего бряцанья стали. В завихрениях древесного и порохового дыма щипало глаза, разъедало горло, пока он, вцепившись в гротовый вант, стоял и пытался оценить обстановку. Незадачливые налетчики из эскадры Сеймура валялись убитыми или, как раненые животные, напрягали, корчась, оставшиеся силы, чтобы уползти куда-нибудь в сравнительно безопасный угол.
Он услышал свой собственный крик — впоследствии Генри так никогда и не смог вполне поручиться за то, что же он такое кричал: вполне вероятно, что-то вроде «Вперед за Святого Георгия и нашу королеву! Вперед, „Морской купец“!?»
И тут сеймуровский барк «Ахат» вернулся, чтоб снова атаковать, и пристал к другому борту галиона. На забрызганную кровью палубу спрыгнуло несколько блестяще одетых джентльменов во главе с неким Эмиасом Декстером. Некоторые из них задержались, чтобы пальнуть из кремниевых пистолей и ружей по скоплению орущего на полубаке врага.
— Давай, Генри! Чего тянуть?!
Питер Хоптон спрыгнул на палубу, схватил в обе руки свое излюбленное оружие рукопашного боя — обоюдоострый топор, какими обычно пользовались дровосеки в лесах Сент-Неотса. Его зычный возглас: «Бей их! Бей проклятых папистов!» — перекрыл внезапно зазвучавшие резкие звуки труб.
Испанцы под предводительством горстки сверкающих доспехами офицеров атаковали с юта. Теперь очень редко звучали выстрелы — перезаряжаться времени не оставалось. Воздух наполнился только одними криками, руганью, скрежещущим лязгом стали о сталь и глухими звуками с размаху наносимых ударов. Нападавшие и защитники бились с переменным успехом, пока «Сан-Пабло» ворочался в маслянистых волнах.
— Бей мучителей истинных христиан!
Арнольд, Брайан О'Брайан и Джайлс Доусон с братом, вооруженные пиками, пошли в атаку во главе остальных матросов «Морского купца» на группу испанцев, встретивших их на корме, а молодой Декстер со своими товарищами сдерживал подобный же натиск с бака — кончики их шпаг мелькали, сверкая как летние молнии на темном вечернем небе. «San Pablo! San Pablo! Viva el Rey!» — кричали защитники галиона.
Уайэтт, запыхавшийся и вспотевший, вступил в схватку с рыжебородым громадиной офицером родом, наверное, с севера Испании. Противник атаковал, нанеся режущий свистящий удар, от которого Уайэтт, низко пригнув голову, едва успел увернуться. Затем своим испанским клинком, захваченным в Санто-Доминго, Генри сделал выпад, целясь острием в спутанную бороду врага, и скорее увидел, чем услышал, как тот заорал, когда кончик палаша вошел ему прямо в рот, отчего его голова откинулась резко назад. Шлем офицера, когда тот свалился навзничь, громко стукнулся о палубу, и алой струей сильно забила кровь, промочив его бороду и кирасу. И тут в паре футов от уха Уайэтта грохнула аркебуза, почти оглушив его.
Вдруг с болью в сердце Уайэтт осознал тот факт, что испанцы неумолимо оттесняют его с товарищами к борту. Судорожно глотая воздух, он попытался в этой обезумевшей куче дерущихся найти свою цель, но враг его исчезал всякий раз, как он намеревался нанести удар. Ныла рука, подкашивались ноги, и дважды он оступился — под ним ведь была палуба качающегося галиона, обильно политая кровью.
