Роже Мож - Дикари
Окутанный огромным пепельным покрывалом, которое остановилось всего в нескольких метрах от горящих крыш города, вулкан, ставший причиной пожаров, был невидим. Тот же ужасный дым завис и над Геркуланумом. По прибрежной дороге, соединявшей два города, застыла, поглощенная серой, в которой полностью тонули лошади, колонна бегущих людей, всадников и повозок. Сулла внезапно понял, что только те, кто смог убежать четыре часа назад или выйти в открытое море, бросив все имущество, чтобы не потерять ни минуты, сумеет спастись, следовательно, никто в Риме, то есть Лацертий и прочие, никогда не узнает, смогли ли некто Сулла, некто Спор и некто Палфурний избежать гибели в Геркулануме или Помпеях.
Глава 43
Курс меняется в море
Лицо лоцмана выражало удовлетворение от того, что море немного успокоилось, зыбь пропала и все обернулось так, как он и ожидал; Сулла понимающе посмотрел на него и покинул палубу. Он прошел в коридор верхней палубы, где были расположены те каюты, которые Палфурний, не желающий провести несколько месяцев в море в стесненных условиях, приказал своим управляющим, как только заключил сделку с лоцманом-владельцем корабля, шикарно отделать. Утомленный теми часами, что он вынужден был провести в подвале среди своих гладиаторов, Палфурний, как только поднялся на борт, ушел в свои покои, где крепко заснул. Сулла тут же поставил около его двери двух ветеранов, приказав ни под каким предлогом его не выпускать.
Галл направился к лестницам, по которым можно было спуститься в трюм. Туда, в одну из клетушек, предназначенных для содержания в цепях провинившихся гребцов, где не было света и куда доносился лишь шум волн, бьющихся о деревянный корпус корабля, окованный медью, и был отведен Спор. Он приказал ветерану, охранявшему клеть, открыть дверь, пропуская в клетушку свет, и уйти, чтобы не слышать слов Спора, если тот окажется разговорчивым; он хотел услышать то же, что и Гонорий, который рассказал Сулле о том, что затевалось в Помпеях.
Он обнаружил Спора сидящим на табурете и прикованным к стене. Галл сел на откидную койку, на которую заключенный, если не был прикован, мог ложиться.
— Привет, Спор! Не сердись на меня за то, что ты скован, но я тоже носил кандалы, которые на меня надели твои друзья, и теперь ты должен за это заплатить...
— Я не жалуюсь, только очень хочется пить.
— Не обижайся на нас. Экипаж был очень занят тем, чтобы сняться с рейда, но через некоторое время все войдет в норму. На серные рудники я приехал на похожей галере, тоже в трюме, и за все время переезда от Остии нам дали пить только один раз. Пришло время расплаты за то, что вы совершили, ты и твои друзья...
— Я прошу тебя позаботиться о том, чтобы меня убили без жестокости, которая могла бы обезобразить или повредить мое тело.
— Значит, это правда — то, что мне говорили, что ты очень дорожишь теми формами, которыми боги наградили тебя при рождении...
— Каждый по-своему рассматривает жизнь, — сказал Спор, — и, соответственно, смерть.
— Действительно. Не мог бы ты теперь, чтобы мне не прибегать к грубому обращению, подтвердить то, что мне сказали Гонорий и Палфурний: правда ли, что Домициан с помощью тех же лиц, что использовали и тебя, свергнет будущей ночью своего брата с трона?
— Это абсолютная правда. Поэтому в твоих интересах не трогать меня и даже постараться сохранить мне жизнь, чтобы я при возможности смог попросить за тебя, когда ты окажешься во власти нового цезаря.
Сулла улыбнулся:
— И ты это сделаешь?
— Почему бы и нет! Ты же знаешь, что я не какой-нибудь тупица, охваченный ненавистью или мщением. Я поступал так только затем, чтобы иметь средства и проводить жизнь в развлечениях и удовольствиях. Сдача внаем мулов и повозок приносила недостаточно, но и вмешиваться в дела империи я тоже не очень хотел... Скажем, что я эпикуреец преступления и что я люблю все проделывать элегантно. Если я смогу добиться твоего пожизненного изгнания на край света вместо новой встречи с хищниками, с которыми ты уже знаком, то я не вижу, что препятствует тебе попросить меня об этом. Я должен тебе сказать, что цирковая скотобойня мне противна. Я допускаю схватку двух возниц, которые, обязательно с копьями в руках, пускают свои упряжки галопом навстречу друг другу. Но выступления гладиаторов, которые сотнями убивают друг друга, хрипя как дровосеки, которые рубят деревья, а еще хуже — хищники, которые рвут зубами тела осужденных на казнь, — нет! Я против...
— Ну хорошо! Я благодарю тебя за то, что ты, может быть, для меня сделаешь... Но так как я от природы любопытен, я был бы рад, если бы ты побольше рассказал о том, как твои друзья собираются помочь Домициану сесть на императорский трон.
— Я не против, — сказал Спор, который чувствовал себя очень хорошо, видя, что Сулла был воспитан, — но я не так много знаю. Я ведь не такой важный человек для Рима, даже если и обладаю каким-то весом в Помпеях. Мне нечего от тебя скрывать! К тому же ты не сможешь, только выйдя с серного рудника и имея в распоряжении несколько военных отставников, помешать заговору, в котором участвует половина императорского двора — и лично брат Цезаря — и который готовился несколько месяцев!
— Я не знаю. Я еще ничего не решил. Я просто хочу с тобой посоветоваться по этому вопросу...
Спор рассмеялся:
— Очень польщен тем доверием, которое ты мне оказал. Из того немногого, что я знаю, могу сказать, что префект ночных стражей Кассий Лонгин, друг Лацертия, сможет держать под своим контролем Рим до тех пор, пока в императорском дворце не закончатся все таинственные события.
— Ну, о том, что префект ночных стражей является его другом, я знаю и даже могу кое о чем порассказать, — сказал Сулла.
— Ты имел с ним дело?
— Я сохранил о нем неприятные воспоминания. Но я прервал тебя...
— Итак, в императорском дворце Домициан будет находиться в покоях, расположенных рядом с покоями брата, достаточно будет уговорить того, кто командует преторианской гвардией и чье имя, если мне не изменяет память, Лукреций Фронто, не вступать в дело несколько минут, которых будет достаточно, чтобы сместить Цезаря...
— И какими способами будет произведено смещение?
— Я думаю, что в этом случае в руках одного из высокопоставленных заговорщиков будет находиться кинжал, а их неожиданное появление не сможет удивить владыку, — непринужденно сказал Спор. — Впрочем, — вдруг добавил он, — видишь ли, Сулла, если бы я принадлежал к тому высшему кругу людей, которые должны будут совершить убийство, назовем его историческим, то я бы опасался двуличия Домициана. Я это говорю тебе откровенно, верь мне! Я боюсь, не станет ли брат Тита, как только тот упадет, пронзенный кинжалом, тут же, на месте, убивать тех, кто до сих пор считался его друзьями, чтобы замести следы и уничтожить доказательства братоубийства, совершенного подставными лицами... Тогда он просто сможет сделать вид, что должен занять трон, оставшийся свободным в результате трагических событий, к которым он не имеет никакого отношения. Это очень ловкий ход, не так ли, и я должен сказать, что я оценил, как хитро это задумано... Как бы там ни было, это просто болтовня, которая помогает нам коротать время в море, так как в любом случае мы удаляемся волею гребцов от Рима, чтобы ты и твой друг Палфурний смогли спастись... Этот последний предупредил меня, когда мы сидели в подвале, что мы побежим в Персию. Как вы там со мной поступите?
