Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы

— Что значит — бессмыслицы? Объяснитесь! — резко перебил его Сен-Клер, и Одо откинулся в кресле, словно получил оплеуху.

— Как вы смеете перебивать меня! Вы наглец! Не забывайте, кто перед вами, и не вынуждайте меня напоминать вам! — Епископ взялся за тяжелый, украшенный каменьями крест, висевший поверх рясы, — знак его сана. — Вот символ моих полномочий. Вам бы лучше не выпускать его из виду — вам, ничтожному монаху из жалкой общины, которая существует всего без году неделя! Итак, я жду, что впредь вы будете оказывать мне подобающее моему сану уважение.

В ответ на эти слова Сен-Клер сдвинулся на край кресла, наклонившись вперед и будто бы невзначай обхватив пальцем рукоятку висевшего на поясе кинжала. Передвинув клинок вперед для лучшего его обозрения, рыцарь спокойно произнес:

— Да, мессир епископ, всем нам время от времени нужны символы. Они напоминают и нам самим, и всем прочим, кто мы в этом мире и от чьего лица говорим.

Стефан увидел, как в выпучившихся глазах епископа промелькнуло беспокойство, но ничего больше не прибавил к сказанному и, тем самым, не перешел никаких границ. Рыцарю нельзя было вменить в вину угрозу или открытую неприязнь — тем не менее свою точку зрения он отстоял. Довольный собой, Стефан продолжил наступление.

— Как я понял из ваших обвинительных речей, епископ Одо, вы намекаете, будто я солгал и патриарху, и своим собратьям. В таком случае я, будучи одновременно и рыцарем, и монахом, могу рассчитывать на двойную привилегию. Я охотно готов обсудить этот вопрос со своими наставниками по ордену и желал бы вторично встретиться с Вармундом де Пикиньи с глазу на глаз.

Наступило долгое молчание. Наконец Одо нашелся:

— Вторично? Вы хотели бы встретиться с патриархом вторично?

— Разумеется. Вы бы в подобном случае высказали то же пожелание. Когда я в прошлый раз встретился с архиепископом по настоянию моего старшего наставника, брата Гуга де Пайена, он милостиво выслушал мои признания по делу, которое ныне, по вашим словам, столь его обеспокоило, но не признал за мной никакой вины. Отпустив мне все грехи, патриарх отправил меня с миром восвояси. Если же его милость желает расспросить меня о том же самом еще раз, я хоть и нахожусь в большом недоумении, но покорюсь его полномочиям. Итак, я готов лично прояснить все недомолвки. — Помолчав, Сен-Клер осторожно спросил: — Вам об этом что-нибудь известно? Разве патриарх вас не предупредил?

Епископу удалось сохранить лицо бесстрастным, но в его глазах явственно читались паника и замешательство. Стефан понял, что тот лжет: какова бы ни была причина этого приглашения, к Вармунду де Пикиньи она отношения не имеет. Очевидно, Одо даже не подозревал, что Сен-Клер знаком с патриархом и уже виделся с ним. Невозможно было представить, что де Пикиньи поручил своему секретарю допросить монаха, не уведомив его о предыдущей беседе, касавшейся, между прочим, той же самой темы. Пока разоблаченный епископ лихорадочно подыскивал слова для спасения пошатнувшегося авторитета, Сен-Клер, самоуверенно развалившись в неудобном кресле и сложив руки на груди, с хмурой враждебностью его разглядывал.

Как видно, Одо не спешил — тем более сказать ему было нечего. Он уже понял, что непростительно оплошал, чем безвозвратно потерял доверие посетителя. Теперь он растерянно искал выход из тупика, но не мог ничего придумать: на любое его предложение наглый монах непременно ответит отказом. Тот и сейчас теребил рукоятку кинжала на поясе, и Одо опасался лишний раз распалять его гнев. Сен-Клер сам избавил собеседника от дальнейших мучений, неожиданно обратившись к нему с отменной учтивостью:

— Предлагаю вам, досточтимый епископ, продолжить нашу беседу. Очевидно, что вы вызвали меня сюда под неким мнимым предлогом, надеясь запугать во время допроса и, тем самым, выпытать некие сведения. Нет нужды отпираться, мессир, ведь это чистая правда. Я понятия не имею, что вас интересует, но, уверяю вас, скрывать мне нечего. Я сгораю от нетерпения прояснить все, что вы хотели узнать, поэтому если вы не против начать сызнова, то давайте приступим.

Одо разглядывал рыцаря сквозь щелки прищуренных глаз. Внутри он весь кипел от гнева, сжимавшего ему горло, но лицо его по-прежнему было спокойным. Епископ уже понял, что ему предлагают некое средство выпутаться из затруднения, но пока не мог сообразить, как им воспользоваться, не в силах выбрать, какое поведение сейчас предпочтительнее. Наконец ему пришло на ум, что Алиса сама лучше всех сможет разгадать эту головоломку. Тогда он покивал, показывая, что принял решение.

— Видите ли… одна дама… — начал он, — знакомая мне дама… Богатая и влиятельная моя покровительница… желала бы встретиться с вами для обсуждения неких взаимовыгодных дел.

— Это невозможно. Я монах, давший обет целомудрия. У меня не может быть взаимовыгодных дел ни с одной из женщин.

Сен-Клер немедленно сообразил, кто эта дама. Он ясно помнил с прошлого визита к патриарху, как Гуг де Пайен на его упоминание о епископе Одо, попавшемся рыцарю в покоях Вармунда, заметил как бы невзначай, что клирика часто видят в компании второй королевской дочери. Стефану тогда показалось, будто под «часто» подразумевалось «очень часто». Так или иначе, пока он не видел необходимости называть имя принцессы. Одо тем временем уже протестующе качал головой.

— Поверьте, брат Стефан, вы напрасно опасаетесь за соблюдение приличий. Дама, о которой идет речь…

— Я прекрасно понимаю, о какой даме идет речь, мессир епископ, но даже принцесса крови не может притязать на нарушение законов Господа. Мне странно, что вы настаиваете на обратном.

За то недолгое время, что длилась их беседа, епископа вторично поразила немота, и Сен-Клер, видя плохо скрытое ошеломление собеседника, признался себе, что тоже допустил оплошность: Одо ведь мог и не знать о его пленении королевской дочерью. Не дав собеседнику опомниться и собраться с мыслями, Стефан живописал ему те несколько случаев, когда невзначай виделся с принцессой на людях, и с невиннейшей улыбкой, столь же фальшивой, что и гримасы на резных деревянных масках, в которых представляли заезжие фигляры, добиравшиеся до Святой земли в летнюю пору, объяснил, почему ему взбрело на ум это вельможное имя. Он напомнил Одо, что тот сам упомянул богатую и влиятельную даму, а рыцарь, с тех пор, как прибыл в Иерусалим, не встречал никого из женщин богаче и влиятельнее ее. Впрочем, присовокупил монах застенчиво, это единственная вельможная дама, с которой ему приходилось видеться после отъезда из Франции, хотя он много путешествовал в ранней юности и потом еще сражался под хоругвями своего сеньора. Стало быть, ни о ком другом он не мог и подумать; соответственно, предположил, что…