Густав Эмар - Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1
— Да, да, господин Людвиг, не беспокойтесь.
Все трое вышли из тайника, дверь которого лесничий старательно запер за собой, а графиня осталась одна с Иоганом Шинером.
Глубокая тишина царствовала в доме; жена и дети лесничего легли спать и уже спали около часа.
Лесничий один в большой зале курил свою огромную фарфоровую трубку, прихлебывая пиво, стоявшее в кружке на столе под рукою у него.
Более часа прошло таким образом; ничто не шевелилось на дворе, не слышалось ни малейшего шума.
Вдруг голос, слабый как дыхание, шепнул два слова на ухо молодой женщине:
— Они приближаются.
Графиня сделала движение, как бы сбрасывая с себя оцепенение, начинавшее овладевать ею, приподняла голову и странная улыбка промелькнула на ее губах, побледневших от волнения. Она стала прислушиваться.
Шум голосов, смешанный с лошадиным топотом, раздавался на дороге с такою силой, которая показывала приближение значительного количества людей.
Лесничий погасил огонь и, вероятно, ушел в свою комнату, потому что зала была пуста.
— Стой! — закричал грубый голос по-немецки. — Мы приехали.
— Не ошибаетесь ли вы? — ответил другой голос с легкой насмешкой.
— Разве вы принимаете меня за дурака, — продолжал первый, — разве вы не видите этой лачуги. Притом, мы сейчас узнаем; привести проводника!
Наступило несколько секунд тишины, потом тот же голос продолжал по-немецки:
— Подойди сюда, негодяй; хорошо. Где мы? На этот вопрос ответа не было.
— Разве ты не понимаешь по-немецки?
— Gar nicht[5], — ответил голос, который графиня узнала и который заставил ее вздрогнуть.
— О! О! — продолжал первый голос. — Это мы увидим.
Послышалось несколько ударов хлыстом, смешавшихся со стонами и с болезненными восклицаниями.
— Das shmeckt ihnen nicht?[6], — продолжал первый насмешливым голосом.
— Es ist abscheulich[7], — ответил холодно другой. Потом прибавил по-французски решительным тоном:
— Повторяю, я не говорю на вашем собачьем языке, я только понимаю его; теперь делайте, что хотите.
— Я спрашиваю у тебя, как называется это место; зачем ты ответил не сейчас, если понял?
— Вы хотите знать?
— Да.
— А если я отвечу вам откровенно?
— Тебе ничего не сделают.
— Хорошо; я вам не ответил только потому, что хотел удостовериться сам, так ли вы злы и грубы, как уверяют все.
— А теперь что ты думаешь?
— Я был не прав, предполагая по наружному виду, что вы люди; вы, действительно, разбойники и варвары.
— Негодяй! — закричал офицер тоном угрозы. — С кем ты осмеливаешься говорить?
— Вы человек, а ваше звание ничего не значит для меня.
— Отвечай на мой вопрос.
— Это Прейе, бывшее место сборища охоты графов фон Сальм, грабителей и воров, каких у вас много, а теперь это гостиница Герцога, моего приятеля, лесничего, имеющего надзор за всем лесом, простирающимся около вас; довольны вы или еще что хотите сказать?
— Да, я хочу тебе сказать, что ты будешь повешен сию же минуту на одном из деревьев леса, о котором ты говоришь.
— Таким-то образом вы опровергаете слова тех, которые обвиняют вас в разбое?
— Уведите этого негодяя и повесьте его!
— Когда поймаете, — с насмешкой возразил француз.
Послышался шум борьбы, потом голос офицера, заглушая другие голоса, закричал с бешенством:
— Донерветер! Эта проклятая собака ускользнула от нас. Стреляйте! Стреляйте!
Шум увеличился, послышались даже ружейные выстрелы.
— Надо отказаться, — сказал, наконец, офицер с досадой, — у этого негодяя оленьи ноги. Донерветер! Пусть он не попадается в мои руки. Эй! Кто там?
— Что вам нужно? — спросил лесничий, показываясь в окно.
— Отвори дверь, негодяй, — грубо сказал офицер, — проворнее, если не хочешь, чтобы она была выбита.
Лесничий знал, с какими людьми имел дело. Не давая себе труда затворить окно, он поспешил отодвинуть запоры двери, и хорошо, что поспешил: уже удары ружьями сыпались как град на гнилые доски несчастной двери, которую угрожали выломать совсем.
Забренчали сабли; это немецкие офицеры сходили с лошадей и тотчас же вошли в залу гостиницы; графиня, все подстерегавшая за железной розеткой, сосчитала их.
Их было девять человек, кроме полковника, казавшегося начальником отряда; все другие офицеры были поручики и капитаны.
Они делали большой шум, говорили громко и стучали по столу ножнами сабель.
— Вина! — приказал полковник.
— Какое прикажете подать? — смиренно спросил трактирщик, бледный от гнева и стыда.
— Всякое, какое у тебя есть, — грубо отвечал полковник, — мы здесь хозяева; все, что у тебя есть, принадлежит нам; принеси вина, пива и водки из черники.
— Не забудь хлеба, меду, масла, шпика и всех снадобьев, которые у тебя в запасе, — подтвердил капитан, высокий, сухой, тощий и красный, с идиотской физиономией, крутя свои огромные рыжие усы, чтобы придать себе грозный вид.
— Капитан Шимельман прав, — продолжал полковник, — проворнее! Но прежде слушай, ты здесь один?
— Один с женою и детьми, полковник.
— Хороша твоя жена, негодяй?
— Что вам до этого за дело?
— Мне дело большое, — сказал полковник, с громким хохотом покручивая усы.
— Вели ей встать, да и детям твоим; мы хотим, чтобы ты представил нам твою семью; ступай, проворнее!
— К чему их будить? Я один могу служить вам.
— Ты, кажется, возражаешь, негодяй! — закричал полковник. — Донерветер! Повинуйся, а не то…
Лесничий нахмурил брови, сжал кулаки, несколько секунд измеривал глазами своего противника, но вдруг лицо его прояснилось, он улыбнулся, потупил голову и, ничего не ответив, вышел из залы.
— Все эти проклятые собаки одинаковы, — сказал капитан, пожимая плечами, — одной угрозы достаточно, чтобы сделать их кроткими как ягнята.
— Я не разделяю вашего мнения, — заметил другой офицер, — человек этот не так испуган, как вы думаете; я предположил бы даже, что он замышляет какое-нибудь злодейство; мы хорошо сделаем, если будем присматривать за ним.
— Не забудьте, господа, — сказал полковник, — что мы находимся среди гор, в нескольких милях от наших укреплений, и что с нами не более трехсот человек; будем осторожны; позаботились ли о постах, которые я назначил?
— Точно так, полковник, — ответил молодой безбородый поручик тоненьким голоском, — наши солдаты расставлены около этого дома; неожиданное нападение невозможно.
— Хорошо, поручик фон Штейнбург, позаботьтесь, чтобы надзор не слабел во все время, пока мы останемся здесь.
Поручик сделал почтительный поклон и вышел.
