Анна Антоновская - Жертва
Наконец Карчи-хану удалось именем аллаха и шайтана остановить бегущих сарбазов и выстроить их треугольником против грузин.
Имея пушки и численный перевес войска, Карчи-хан готовился к яростной атаке. Но Саакадзе с пшавами и хевсурами врезался в середину треугольника. Расклинив сарбазов и оттеснив к скату, Саакадзе опрокинул колонну Карчи-хана в узкую лощину. Там иранцев встретили в шашки Даутбек, Элизбар с урбнийскими дружинниками и Гуния и Асламаз с тваладской конницей.
На разгоряченном Джамбазе Саакадзе летал с одного края долины на другой. Тяжело громыхали доспехи. С глазами, налитыми огнем, он был неистов. Меч равномерно подымался и опускался, точно рубил лес.
В ужасе шарахались от Саакадзе потрясенные сарбазы. Его громоподобный крик леденил кровь.
Саакадзе быстро перестроил немногочисленные грузинские дружины. Они растянулись цепью, не выпуская иранцев из долины. На правом краю Зураб с арагвинцами смял конницу Вердибега. Все проходы прикрывали «барсы» с дружинами, не давая иранскому войску выйти из окружения.
Кахетинские князья Вачнадзе и Джандиери рубились с сарбазами, как простые дружинники. Дато стремился овладеть пушками. Он осыпал персидских пушкарей дротиками и стрелами. Но Вердибег, опасаясь истребительного огня против иранцев, сам сбил пушки и бросился к бугру, где дрался Димитрий. Слева на Вердибега налетел Автандил с ностевской дружиной.
– Месть, грузины, месть! – всюду слышался голос Саакадзе.
На замке Мухран-батони взвилось знамя. Ворота распахнулись, и вниз хлынула знаменитая конница Самухрано. Впереди с шашкою наголо скакал старик Мухран-батони, за ним – сыновья и внуки. Особенно блистала конница старших сыновей Мухран-батони – Мирвана и Вахтанга.
Восхищение «барсов» вызвал сын Вахтанга, красавец Кайхосро. Он с необыкновенной ловкостью обошел Карчи-хана и неожиданно врезался в колонну сарбазов, боковым ударом рассеивая врагов.
Неистовые крики «мужество! мужество!» смешивались с «алла! алла!». Хрип коней, тяжелое дыхание живых и умирающих слились в один комок ненависти, ярости и отчаяния.
Карчи-хан и ханы вновь пытались угрозами остановить паническое бегство сарбазов, но напрасно! Усеивая Сапурцлийскую долину трупами, иранцы хлынули к Мцхета, увлекая за собой Карчи-хана и Вердибега.
Надвигались сумерки.
Карчи-хан прибег к последнему средству. Верблюдами и повозками с провиантом он загородил проход в теснине и занял горный лес.
Застучали топоры. Из деревьев и камней выросли завалы. Лихорадочно рубился густой орешник. По узким тропам, скрываемым мраком, поползли чапары в Тбилиси, в Кахети, в Исфахан.
Саакадзе оглядел лес, завалы, – предстоит новое сражение с Карчи-ханом и Вердибегом, опытными полководцами, успевшими укрепиться.
Загремели призывные роги. Саакадзе собрал грузинское войско. Оно подковой расположилось у подножия гор. Не расседлывались кони, не разжигались костры. Георгий отдавал четкие приказания, гонцы скакали в разные стороны и исчезали в густой темноте.
В полночь послышался торопливый бег коней. На всем скаку спрыгнул Нодар Квливидзе.
– Нет больше сарбазов у горы Трех орлов! – кричал Нодар, размахивая отбитым знаменем. Саакадзе поправил на Нодаре ремень шашки и, не расспрашивая подробностей о поражении иранцев, приказал перебросить ополчение Ничбисского леса к Мцхетскому мосту на подкрепление Квливидзе.
На рассвете подошел Эристави Ксанский с трехтысячной дружиной. Сбитые налокотники, пятна крови на цаги и радостный блеск глаз Эристави Ксанского говорили о разгроме двух тысяч сарбазов в долине Ксани.
Короткое совещание в шатре Мухран-батони – и к лесу поползли дружинники. Вскоре огромное пламя бросило на небо желто-красные отсветы. Клубился едкий дым. Тревожные крики птиц огласили лес. И, перекрывая их, слышался человеческий вопль.
– Пора? – сказал Саакадзе, вскакивая на Джамбаза.
Гонимые огнем, Карчи-хан и Вердибег с конными сарбазами бросились к лощине. Сарбазы прикрывали бегство ханов к Мцхета. Но грузины, широко развернувшись, преследовали врага.
Саакадзе скакал впереди. В предрассветной мгле он напряженно следил за Карчи-ханом, припавшим к гриве коня. Саакадзе взмахнул нагайкой. Кони перепрыгивали сонные кустарники, поваленные стволы, затихшие ручьи. Мелькали лощины с еще свернутыми цветами, плакучие ивы с серебристыми листьями, блеклые озерки. Кружились горы, заросли, облака, птицы.
В обостренной памяти проносилось прошлое – Багдадский бой! Он, Георгий Саакадзе, выхватывает у янычара пурпурное знамя с полумесяцем, испещренное изречениями корана. Индия! Белый слон с позолоченными бивнями – трофей, отнятый им в битве у раджи. Исфахан! Бушующая восторгом площадь, и он – коленопреклоненный перед шахом Аббасом. Нет, это не мираж, это – крутая тропа. Голова Карчи-хана – завершение страшного круга жизни.
Джамбаз взлетел на каменистый бугор и перепрыгнул русло с кругляками.
Карчи-хан оглянулся. Ужас исказил багровое лицо. Он яростно хлестал хрипящего коня.
Джамбаз ударился о седло Карчи-хана. Саакадзе приподнялся, взметнулся меч, резкий удар – рассеченный Карчи-хан свалился под копыта Джамбаза.
Дикий рев сарбазов. Бешено скачет Вердибег. Отчаянный прыжок в реку, и Вердибег вынесся и скрылся за скалистым выступом. В беспорядке ринулась за Вердибегом иранская лавина.
Снова ночь. По шумной Куре прыгают огненные блики. Над Мцхетским мостом пылают факелы.
Черная волна поднялась на гребне гор и скатилась с отрогов. Со свирепым ревом «алла! алла!» густые толпы бросились к мосту.
Квливидзе встретил кизилбашей яростным ударом азнаурских сабель. На тесном мосту поднялась невообразимая давка. Никто не мог размахнуться шашкой, дрались кинжалами, ножами, врукопашную, раздирая лица, рвали уши, кусались.
Бился Нодар у подступа к мосту. Ощетинившись кинжалами, лезли за Нодаром ничбисцы.
Автандил с ностевцами прискакал поздно. Он целый день вступал в стычки с отдельными группами сарбазов, бегущими по разным тропам и дорогам.
В момент, когда сарбазы стеной полезли на мост и чуть было не прорвались, подоспели свежие дружины.
Дато и Гиви с урбнийцами бросились в воду и, с коней цепляясь за выступы арок, вылезли на середину моста. Гиви проворно работал кинжалом, сбрасывая убитых в темную пасть Куры.
– Свети сюда, Иорам! – кричал Гиви начальнику факельщиков.
Откуда-то из мрака вынырнули сотни ностевских мальчишек с пылающими факелами. Увлеченные сражением, они горящими факелами в азарте били сарбазов по голове.
Кинжалом Дато пробивал путь к израненному Квливидзе.
