Теофиль Готье - Железная маска (сборник)
Отражая удары барона, де Валломбрез одновременно левой рукой поднес к губам серебряный свисток, висевший у него на груди, и издал резкий протяжный свист. Это действие могло дорого ему обойтись: острие шпаги барона едва не пронзило его кисть; но герцог, хоть и с некоторым запозданием, успел отбить его, и клинок лишь слегка оцарапал его большой палец. Де Валломбрез тут же снов занял исходную позицию, кровожадно сверкая глазами, словно мифический василиск, способный убивать взглядом. Дьявольская усмешка приподняла углы его губ, он весь светился жестокостью и злорадством, отбивая выпад за выпадом Сигоньяка.
Малартик, Лампур и Скапен с восхищением следили за поединком, от которого зависел исход всей борьбы, ибо здесь лицом к лицу сошлись предводители враждующих сторон. Скапен даже принес из соседней комнаты канделябры, чтобы соперники могли лучше видеть друг друга.
– Вельможный щенок неплохо действует, – вполголоса заметил Лампур, беспристрастный ценитель фехтовального искусства. – Никогда бы не подумал, что он умеет так обороняться. Но стоит ему решиться на удар – и он погиб. У капитана Фракасса рука куда длиннее и вернее… А, дьявол! Ну зачем же он парирует таким широким полукругом?! Что я вам говорил? Вот шпага противника и вошла в просвет! Сейчас она заденет Валломбреза… нет, он отступил – и весьма своевременно!
В ту же минуту откуда-то послышался беспорядочный топот множества ног. Затем он приблизился, потайная дверь в стенной панели с шумом распахнулась, и пять или шесть вооруженных лакеев ворвались в залу.
– Унесите даму и разделайтесь с этими наглецами! – крикнул де Валломбрез. – С капитаном я справлюсь сам!
И, подняв шпагу, он бросился на барона.
Вторжение слуг отвлекло Сигоньяка. Все его внимание в ту минуту было сосредоточено на двух лакеях, которые уносили к лестнице лишившуюся чувств Изабеллу, и шпага де Валломбреза, прикрывавшего их отступление, чиркнула по запястью барона. Эта царапина заставила его сосредоточиться, и он нанес решительный удар. Шпага вонзилась в плечо герцога несколько выше ключицы. Де Валломбрез пошатнулся.
Тем временем Лампур и Скапен надлежащим образом расправлялись с лакеями. Лампур колол их своим длинным клинком, словно крыс, а Скапен колотил по головам рукоятью пистолета, который подобрал на полу. Заметив, что их господин ранен и, смертельно побледнев, прислонился к стене, опираясь на шпагу, челядь бросилась врассыпную. И не удивительно – их преданность герцогу, жестоко тиранившему слуг, подпитывалась только страхом.
– Ко мне, негодяи, на помощь! – простонал де Валломбрез слабеющим голосом. – Неужели вы оставите своего господина без защиты?..
Между тем Тиран со всей мыслимой поспешностью, какую только позволяла его комплекция, поднимался по парадной лестнице замка. По случаю прибытия хозяина, лестница была освещена большим фонарем, свисавшим с потолка на шелковом шнуре. На площадке второго этажа актер очутился в точности в то мгновение, когда Изабеллу – бледную, растерзанную и мертвенно неподвижную – выносили из покоев лакеи. Решив, что де Валломбрез убил собственноручно или приказал челяди убить девушку, оказавшую решительный отпор его посягательствам, Тиран пришел в неистовство и накинулся на слуг, размахивая дубинкой. Те были ошеломлены внезапным нападением, к тому же руки у них были заняты и защититься они не могли. Поэтому, бросив свою ношу, они пустились наутек с такой скоростью, словно за ними гнался сам дьявол.
Тиран наклонился над девушкой, приподнял ее голову и прижал ладонь к груди. Сердце Изабеллы, хоть и неровно, билось, она дышала все глубже, постепенно приходя в себя. Ни крови, ни ран видно не было.
В таком положении и застал их обоих Сигоньяк, только что сломивший сопротивление герцога блистательным ударом, который привел в полный восторг Жакмена Лампура. Барон пал на колени перед возлюбленной, схватил ее руки в свои и проговорил:
– Очнитесь, дорогая! Вам больше нечего бояться! Ваши друзья с вами, и больше никто не посмеет вас обидеть.
Голос его донесся до Изабеллы, словно сквозь сон. Глаза ее все еще оставались закрытыми, но по бледным губам скользнула едва заметная улыбка, а влажные пальцы слегка сжали руку Сигоньяка.
Жакмен Лампур, почитавший себя знатоком любовных дел, с глубоким умилением наблюдал за этой сценой.
Внезапно среди безмолвия, воцарившегося после шума схватки, топота, звона битого стекла и лязга стали, властно и громко прозвучал призыв охотничьего рога. Прошло немного времени, и звук этот повторился с еще большей силой и настойчивостью. Теперь он звучал, как повеление властелина, которого невозможно ослушаться.
И тотчас загремели цепи и заскрипели механизмы подъемного моста. С глухим гулом мост опустился, под сводом въездного туннеля послышался гром колес, а в замковом дворе замелькали огни смоляных факелов. Минутой позже парадная дверь резко распахнулась и на лестнице зазвучали чьи-то твердые шаги, отдававшиеся эхом под сводами пролета.
Внизу показались четыре лакея в парадных ливреях, каждый нес канделябр с зажженными свечами. Они явно не принадлежали к замковой челяди, а на их лицах лежал отпечаток той невозмутимой и безмолвной готовности услужить, которая отличает слуг из аристократических домов. Следом за ними поднимался господин величественной наружности, с головы до ног одетый в ничем не украшенный черный бархат. Лишь на его груди, отчетливо выделяясь на темном фоне, красовался орден, которым короли жалуют только самых высокопоставленных и заслуженных государственных мужей.
Поднявшись на верхнюю площадку лестницы, лакеи выстроились вдоль стен и застыли, словно статуи со светильниками. Ни один мускул не дрогнул на их лицах, ни один взгляд не выдал их удивления, хотя представшее перед ними зрелище было довольно странным. Пока их господин не высказался, у них не могло быть собственного мнения.
Одетый в черное вельможа также остановился, опираясь на парапет.
Годы изрезали его лоб и щеки морщинами, окрасили кожу желтизной и посеребрили волосы, и все же в нем нетрудно было узнать оригинал портрета, висевшего над камином в опочивальне, предоставленной Изабелле. Именно к нему, словно к небесному покровителю, взывала девушка в тяжкую минуту. То был принц, отец герцога де Валломбреза. Сын же его носил имя и титул по переданному ему в управление герцогскому владению до тех пор, пока, согласно праву наследования, он в свой черед не станет главой семьи.
При виде Изабеллы, которая все еще лежала на каменных плитах, поддерживаемая Тираном и Сигоньяком, принц вскинул руки со стиснутыми кулаками и с горестным вздохом произнес:
