Алексей Пантелеев - Республика ШКИД (большой сборник)
— А как же война? — спросил Роман. — Значит, не был на войне?
— Нет, — усмехнулся Колька. — Там без меня обошлись… Ну вот что, — сказал он. — Иди домой, а завтра опять приходи сюда.
Колька засмеялся, шлепнул Романа по затылку и, насвистывая, пошел из сада.
В этот же вечер Роман, не удержавшись, раскрыл матери свою тайну. На другой день она пошла вместе с Романом и на пустыре, плача, обнимала растерявшегося и сконфуженного оборванца. Потом вместе пошли домой.
Только поздно вечером, когда уже все были в кроватях, улеглось радостное возбуждение.
— А ты давно с фронта? — спросил Колька брата.
— Весной приехал. Наша часть сюда нарочно послана.
— На отдых?
— Нет.
— Значит, пополняться?
— Нет, — сказал Александр. — Мы приехали, чтобы поддерживать Временное правительство и ударить кое-кого как следует. Ты что-нибудь слыхал о большевиках?
— Слыхал, — сказал Колька, и в его голосе Роману послышалась усмешка.
— Ну так вот. Понимаешь, какое положение? Мы на фронте кормим вшей, a тут изменники сдавать Россию хотят.
— Это кто же вшей-то кормил? спросил Колька.
— Мы кормили, — сказал Шурка холодно.
— И ты кормил? А еще что делал?
— Воевал.
— С корнетом? Немцев маршами пугал?
Роман с удовольствием следил за разыгравшейся ссорой братьев.
— Никто не собирается сдавать Россию, — сказал Колька. — А сам народ хочет кончить войну и уходить с фронта.
— Врешь. С фронта бегут только мерзавцы и сволочи.
— А ты как же?
Роман фыркнул. Ловко Колька поддел брата. Александр засопел и некоторое время молчал. Потом вдруг спросил:
— Ты в большевики, что ли, записался?
Колька только усмехнулся.
— Давай спать, — сказал он. — Об этом в другой раз поговорим. Ладно?
БОЛЬШЕВИКИ
Странные вещи творились в доме. Квартиры разделились на враждебные лагери. Везде спорили.
У Рожновых каждый вечер собирались соседи и знакомые. Приходил дворник, сапожник Худоногай, изредка кузнец, зачастила Настасья Яковлевна.
Говорили о политике. На политике все помешались. Даже дед и бабушка ввязывались в спор. Они были за царя и за старое. Александр стоял за Временное правительство. Колька ругал всех и называл себя большевиком. Только сестра, мать и
Роман хранили нейтралитет. Сестру политика не интересовала, мать слушала всех и молчала, а Роман приглядывался и прислушивался к спорам.
— Свобода! А на кой ляд нужна она? — спрашивала бабушка сердито. — Какая же это свобода, если жрать нечего?
— Ты ничего не понимаешь, — говорил Александр. — Голод был бы и при царе. Корень в экономических причинах. Голод — неизбежное наследие войны.
— А коли так, то к чертовой матери войну, — г говорила улыбаясь Настасья Яковлевна.
— Верно! Долой войну! — поддерживал ее Ко-* лька. — Большевики этого и хотят.
По вопросу о войне Колька имел солидную1 поддержку со стороны Худоногая.
— Правильно, — говорил Худоногай. — Очень правильно. Ведь большевики и землю хотят крестьянам отдать?
— Это в программе, — заявлял Колька. — ; Земля — крестьянам, фабрики — рабочим…
— Вот видите, какая программа. Даже сомневаться нельзя. Это настоящая народная партия. У них и девиз, помнится мне, такой: «Не трудящийся — не ест».
— Золотые слова, — говорит Настасья Яковлевна. — Я б в макушку поцеловала того, кто сказал это…
— Стар я, — вздыхал Худоногай, — а то бы прямо в большевики записался. Уж поработал бы для народа. Ну, да и так поработаю.
Худоногай стал везде говорить, что он большевик, и даже стихотворение написал, в котором говорилось, как большевики, распределив землю между крестьянами и доходы с фабрик между рабочими, стали управлять миром.
— Большевики хотят опозорить Россию, — кипятился Александр.
— А мне так думается, — вставлял негромко Худоногай, — мне думается, что хоть разные министры-капиталисты и говорят о войне, но война уже кончилась.
— Неправда!
— А как же неправда, если солдаты с фронта уходят?
— Это не солдаты, а изменники! Их большевики сманивают, но скоро мы и большевиков прижмем. Немцам мир нужен, вот для этого они и подсылают большевиков-шпионов.
— Это вы напрасно говорите — про шпионов, — вставлял Худоногай. — Меня это удивляет. Образованный человек, а верите разным сплетням, как, извините, баба. Надо разъяснять, кто такие большевики, а не болтать, что говорят другие.
— Ну и разъясняйте.
— Я так и делаю. Я теперь нарочно хожу по улицам и всем говорю, кто такие большевики.
Роман и Пеца сидят в Александровском саду. В деревянном павильоне играет духовой оркестр. Он играет какой-то веселый вальс. Под эту музыку по дорожкам, усыпанным шелухой от подсолнухов, окурками и огрызками яблок, бродят солдаты и матросы. С ними девушки в коротеньких юбочках клеш и в высоких шнурованных ботинках.
Ребята поглядывают на гуляющих, слушают Музыку и разговаривают между собой.
— Теперь без партии нельзя, — говорит Роман. — Теперь каждый человек в партии. И нам надо найти свою партию.
— Мы же социалисты, — говорит Пеца. — Социалисты-революционеры. Это ничего партия.
— Дурак! Там буржуи! Большевики лучше!
— А меньшевики?
— Меньшевики — это маленькая партия, ерундовая…
— Маленькая, да удаленькая, — язвит Пеца. — Вон Андреяшку видел… Он прапор теперь!
И верно. Андреяшка, когда-то атаман шайки «Саламандра», появился снова во дворе в форме прапорщика, щеголеватый, с усиками.
— Так он не меньшевик…
— А кто?
— Социалист…
— Ну, это вопрос…
Роман и Пеца спорят горячо, но ни один из них не уверен в своей правоте.
— Все-таки, по-моему, большевики — самая лучшая партия, — говорит Роман. — И Колька большевик, и батька твой большевик.
Роману хочется склонить Пецу на свою сторону. Но Пеца колеблется, увиливает.
— Давай закурим, — говорит он, и Роман достает пачку «Зефира».
— А кто лучше? — спрашивает он.
— Дай папироску, тогда скажу.
— Нет, ты сейчас скажи.
Пеца косится на папиросы и пожимает плечами:
— Пожалуй, большевики ничего.
Они закуривают и смотрят на компанию матросов, расположившихся на скамье против них. У матросов гармошка. Гармонист, маленький кривоногий матросик в огромном клеше, неустанно наяривает на двухрядке и подмигивает проходящим мимо девушкам.
— Веселые ребята, — говорит Роман. — Матросы все большевики.
