Александр Дюма - Шевалье д’Арманталь

— Но, герцог, не объясните ли вы?.. — сказала мадемуазель де Валуа, делая паузу после этого неоконченного вопроса и по-прежнему с беспокойством глядя на Батильду.

— Сию минуту, милая принцесса. Вы не раз слышали от меня о шевалье д’Армантале, не правда ли?

— Не далее как позавчера, герцог, вы говорили мне, что ему стоит произнести одно только слово, чтобы спасти свою жизнь, погубив вас всех, но что он не скажет этого слова.

— Так вот: он его не сказал, он приговорен к смерти, завтра его казнят, эта девушка его любит, а его помилование зависит от регента. Теперь вы понимаете?

— Да, да, да! — сказала мадемуазель де Валуа.

— Идите сюда, мадемуазель, — сказал герцог Ришелье Батильде, взяв ее за руку. Потом, обернувшись к принцессе, продолжал: — Она не знала, как попасть к вашему отцу, дорогая Аглая, и обратилась ко мне, когда я только что получил ваше письмо. Мне нужно было поблагодарить вас за добрый совет, а так как я знаю ваше сердце, я и подумал, что нельзя выразить вам благодарность более приятным для вас образом, чем доставив вам возможность спасти жизнь человека, молчание которого, вероятно, спасло мне жизнь.

— И вы были правы, дорогой герцог… Добро пожаловать, мадемуазель. Теперь скажите, чего вы желаете? Что я могу сделать для вас?

— Я желаю видеть его высочество регента, — сказала Батильда. — И ваше высочество может отвести меня к нему.

— Вы подождете меня, господин герцог? — с беспокойством спросила мадемуазель де Валуа.

— Неужели вы можете в этом сомневаться?

— Тогда войдите в шкаф для варенья, чтобы кто-нибудь не застал вас здесь. Я отведу мадемуазель к моему отцу и вернусь.

— Я вас жду, — сказал герцог, входя в шкаф по указанию принцессы.

Мадемуазель де Валуа обменялась вполголоса несколькими словами со своим возлюбленным, заперла шкаф, положила ключ в карман и, протянув руку Батильде, сказала:

— Мадемуазель, все любящие женщины — сестры. Арман и вы были правы, рассчитывая на меня. Пойдемте.

Батильда поцеловала руку, которую протянула ей мадемуазель де Валуа, и последовала за ней.

Две женщины прошли через апартаменты, выходившие на площадь Пале-Рояля, и, повернув налево, вступили в покои, которые расположены вдоль улицы Валуа. В этой части дворца находилась спальня регента.

— Мы пришли, — сказала мадемуазель де Валуа, останавливаясь перед дверью и глядя на Батильду, которая при этих словах зашаталась и побледнела, ибо душевные силы, поддерживавшие ее в последние три или четыре часа, готовы были иссякнуть как раз в тот момент, когда она в них более всего нуждалась.

— О Боже мой, Боже мой, я ни за что не осмелюсь! — воскликнула Батильда.

— Полно, мадемуазель, не унывайте. Мой отец добр. Войдите, упадите к его ногам. Его сердце и Бог сделают остальное.

При этих словах, видя, что Батильда все еще колеблется, принцесса втолкнула ее в комнату и, закрыв за ней дверь, бесшумно убежала к герцогу де Ришелье, оставив девушку наедине с регентом.

От неожиданности Батильда слегка вскрикнула, и регент, который прохаживался взад и вперед по комнате, глядя себе под ноги, поднял голову и обернулся.

Батильда, не в силах сделать ни шагу более, упала на колени, и вытащила из-за корсажа письмо и протянула его регенту.

У регента было слабое зрение: он не сразу понял, что происходит, и направился к Батильде, которая казалась ему в полумраке расплывчатым белым пятном. Скоро он распознал в этом пятне женщину, а в этой женщине — красивую девушку, застывшую в умоляющей позе. Что касается бедной Батильды, то она тщетно пыталась произнести свою просьбу: у нее пропал голос, а вслед за тем силы оставили ее — она запрокинула голову и упала бы на ковер, если бы регент ее не поддержал.

— Боже мой, мадемуазель, — сказал регент, на которого признаки глубокой скорби произвели свое обычное действие, — что с вами и что я могу для вас сделать? Сядьте же, сядьте в это кресло, прошу вас!

— Нет, ваше высочество, нет, — прошептала Батильда, — мне надлежит быть у ваших ног, ибо я пришла просить вас о милости.

— О милости? О какой же?

— Узнайте сначала, кто я, ваше высочество, — сказала Батильда, — а потом я, быть может, осмелюсь говорить.

И она протянула герцогу Орлеанскому письмо, на котором зиждилась вся ее надежда.

Регент взял ее письмо, глядя поочередно то на него, то на девушку, и, подойдя к свече, горевшей на камине, узнал свой собственный почерк, снова перевел взгляд на девушку и наконец прочел следующее:

«Сударыня,

Ваш супруг погиб за Францию и за меня. Ни Франция, ни я не можем вернуть Вам его. Но, если Вам когда-нибудь что-либо понадобится, помните, что мы у Вас в долгу. С глубоким уважением

— Я безоговорочно признаю, что это письмо написано мной, мадемуазель, — сказал регент, — но, прошу меня извинить, к стыду моему, я не помню, кому я его написал.

— Взгляните на адрес, ваше высочество, — сказала Батильда, немного ободренная полной благосклонностью, написанной на лице герцога.

— Кларисса дю Роше!.. — воскликнул регент. — Да, в самом деле, теперь я вспоминаю: я написал это письмо из Испании после смерти Альбера, который был убит в битве при Альмансе. Я написал это письмо его вдове. Как оно попало к вам, мадемуазель?

— Увы, ваше высочество, я дочь Альбера и Клариссы.

— Вы, мадемуазель! — воскликнул регент — Вы! А что стало с вашей матерью?

— Она умерла, ваше высочество.

— Давно?

— Около четырнадцати лет назад.

— Но, надеюсь, она умерла счастливой и ни в чем не нуждаясь?

— Нет, ваше высочество, в отчаянии и нуждаясь во всем.

— Но почему же она не обратилась ко мне?

— Вы, ваше высочество, были еще в Испании.

— О Боже мой, что вы говорите! Продолжайте, мадемуазель. Вы не можете себе представить, как меня интересует то, о чем вы рассказываете. Бедная Кларисса, бедный Альбер! Помню, они так любили друг друга! Она, верно, не смогла его пережить… Знаете ли вы, мадемуазель, что ваш отец спас мне жизнь при Нервиндене?

— Да, ваше высочество, знаю, и это дало мне смелость предстать перед вами.

— Но что же стало потом с вами, мое дитя, что стало с вами, бедная сирота?

— Меня призрел, ваше высочество, друг нашей семьи, скромный писец, по имени Жан Бюва.

— Жан Бюва?! — воскликнул регент. — Подождите-ка, мне знакомо это имя. Жан Бюва?.. Но ведь это же бедняга-переписчик, который раскрыл весь заговор и который несколько дней назад лично изложил мне свои претензии. Он служит в библиотеке, ему не выплачивают задолженности, не так ли?