Поль Феваль - Карнавальная ночь

Она наклонилась к нему и проговорила голосом, переходящим в шепот:

– Сейчас вы поймете, почему я не могла снять маску… Господин Мальвуа, мне передали, что вы любите меня. Если это так, вы еще можете спасти меня.

Радость была слишком велика, Леон задрожал, в глазах его помутилось.

Она молча ждала; было заметно, как под легким шелком трепетала ее грудь.

Леон упал на колени.

– Простите меня, – прошептал он, – я не могу поверить услышанному. Я силюсь пробудиться ото сна, но стоит ему рассеяться, явь снова ввергнет меня в бездну отчаяния!

– Я слишком слаба, господин Мальвуа, – сказала лже-Нита прерывающимся голосом, как бы показывая, что ее телесные силы не под стать твердости духа. – У нас совсем мало времени. Ответьте же прямо: любите вы меня или нет?

– Люблю ли я вас, Нита!? – в страстном порыве со слезами на глазах воскликнул Леон. – Мое честное имя – единственное наследство, которое я могу оставить сестре – для меня безмерно дороже жизни. Так вот, уже неделя как я поставил на карту мою честь против ничтожнейшего шанса, влекущего меня, словно приманка. Мне платят, чтобы я не доверял графине дю Бреу, а между тем, стоит ей сказать одно лишь слово…

– Вы правы, – прервала его Маргарита, – нельзя верить графине. Встаньте и дайте мне руку.

Леон повиновался. Рука ее была ледяной, но пожатие решительным.

– Так любите меня, – заговорила она, – я признательна вам за это. Я принимаю вашу любовь, вы слышите, Леон, принимаю, и благодарна вам за нее. Но даже в эти минуты, когда мне так нужна помощь, я не могу вас обмануть. Я пережила нежное чувство, влечение… к одному человеку. Может, то была любовь…

Она задумчиво умолкла. Леон сказал:

– Сестра называла мне одно имя…

– Роза! – с жаром воскликнула лжепринцесса. – Бедная, милая обманутая душа! Но не бойтесь, Леон! Я не виню ее! Пусть я не умею разобраться в собственных чувствах, зато читаю в ее сердце. Она страстно любит…

– Я знаю, – перебил Леон, опустив голову. – Она мне говорила!

– Роза! Моя лучшая, моя единственная подруга! – продолжала Маргарита (и отвернулась приподнять маску и утереть слезу). – Она невольно действует против нас. Но ведь и ее собираются принести в жертву. Дайте мне закончить, господин Мальвуа: я не смогла бы обмануть вас; мое чувство к вам – пока не любовь.

– С меня довольно и того, – сказал Леон, – что вы позволяете мне на коленях поклоняться вам.

– Нет, – ответила Маргарита, – этого недостаточно. Мой отец мечтал, чтобы мы поженились, господин Мальвуа.

Леон даже отпрянул вместе со стулом. Маргарита, уверенная в себе, и зная, что теперь не помешает даже хватить через край, продолжала:

– Вы человек чести. Мой отец умирал в отчаянии, зная, что завладевшие семейной тайной Черные Мантии гиенами кружат вокруг несметного богатства де Клар… Но я не о том, господин Мальвуа, – запнулась она, как бы внезапно ужаснувшись, – не это придаст вам решимости. Я верно начала: вы человек чести. По крайней мере, я хорошо знаю вас по рассказам нашей дорогой Розы и обещаю… нет, клянусь вам: я вас полюблю!

Это было сказано так по-детски и так великолепно сыграно, что Леону стало совестно перед этим ребенком, который, казалось, едва помнит себя.

Маргарите только того и надо было. Заломив руки, она в деланном отчаянии вскричала:

– Вы теперь разлюбили меня, ведь я сама себя вам предложила!

И прежде чем Леон успел что-либо возразить, выпалила:

– Или вы не верите в опасность?

Она была так хороша в своем смятении, что сердце Леона сжалось.

– Постойте, – снова залепетала она, – лучше б я вам сразу все сказала… Но когда дочь герцога де Клар бросается на оторопевшего мужчину…

– Принцесса, – произнес Леон, – вы сами не позволили мне остаться на коленях.

– О, как вы добры, как великодушны! – воскликнула она. – Я вас непременно полюблю! Ведь я еще так молода, а меня хотят убить!

– Убить! – вскричал Леон. Она судорожно сжала его руки.

– Только не подумайте, что я сошла с ума! – глухо, с трудом выговорила она. – Иначе я погибла. Половины этого хватит, чтобы лишиться рассудка. Они сговорились, Господин Сердце и Маргарита, сговорились меж собой. Я не могу не верить этому, потому что слышала собственными ушами. Господин Сердце должен жениться на мне, так они решили, чтоб избежать тяжбы. Я стану его «первой женой», подобно тому, как графа, моего опекуна, избрала в «первые мужья» графиня!

Последние слова мрачным эхом разнеслись в тишине уединенного дома.

– Вы понимаете? – спросила Маргарита.

И так как застывший от ужаса Леон молчал, она добавила, усевшись рядом:

– Умрет граф, умру я, а они станут герцогом и герцогиней де Клар!

ФИНАЛ КОМЕДИИ

От двух часов ночи до рассвета в Париже стихает; всякий шум. Когда Маргарита умолкла и наступила тишина, часы на колокольне святого Фомы пробили три. Остальные церковные куранты благочестивого предместья отдаленным эхом вторили этому гласу уходящего времени.

На улице и в саду не раздавалось ни звука, лишь отголоски бала доносили порой гул голосов и обрывки мелодий.

Догадайся окаменевший Леон де Мальвуа, чьи глаза смотрят на него сквозь прорези маски, чье сердце бьется под складками невесомого шелка, который он принимал за наряд принцессы Эпстейн, это вряд ли потрясло б его сильнее.

Возможно, он даже перестал бы дрожать, ведь от природы он был смелого нрава.

Надо, однако, сказать, что, если бы Леон вдруг узнал Маргариту, разгадав ее наглый обман, первая его мысль была бы: «Сегодня ночью меня зарежут».

В самом деле, даже в угаре игры, ставку которой она удваивала с лихорадочным бесстрашием, Маргарита могла доверить свой секрет лишь человеку обреченному, ведь наполовину секрет этот был чистой и страшной правдой.

Но Леон ни о чем не догадывался, а Маргарита и в мыслях не допускала, что он способен догадаться.

Как все великие актрисы, она перевоплотилась в свою героиню.

– Вы мне верите, господин Мальвуа? – спросила она после минутного молчания.

– Да, – ответил Леон, – я вам верю. Граф обречен, и вы тоже!

– Я хочу вам сказать, – снова начала она, – что Господин Сердце когда-то был любовником графини.

– Мне это хорошо известно, – пробормотал нотариус.

Уж графине ли было не знать, откуда дошли до Леона такие сведения!

Но произошло непредвиденное. Леона задело грубое слово «любовник», оплошно вылетевшее из уст Маргариты – первая неверная нота в длинном и прихотливом потоке чарующей музыки. Одна нота могла погубить все.

Но она тотчас спохватилась и, словно вымарывая попавшую на бумагу опасную фразу, сказала: